На пороге чудес - [115]

Что, если бы она не заметила ту речку?! Что, если бы ее не заметила Барбара Бовендер? Тогда они никогда бы не нашли Андерса и никогда бы не потеряли Истера?

Андерс понимал это, он так и сказал, осушая поцелуями ее слезы.

Потом они любили друг друга — но только для того, чтобы прогнать пережитый ими страх и успокоиться. Это был физический акт утешения, нежности, высшей нежности двух друзей.

Она любила бы мистера Фокса, будь он здесь, а Андерс свою жену, но в эту ночь они были вдвоем, без своих близких.

Да и вообще, после всего, что они пережили вместе, как могли они не прижаться друг к другу, не слиться своими телами?

Ведь им нужно было доказать, как сильно переплелись их жизни, хотя бы до того момента, когда самолет приземлится в Миннеаполисе.

Если бы сейчас ее не прижимало к матрасу его похудевшее тело, она, возможно, стояла бы сейчас по колено в воде и всматривалась в темную реку, надеясь, что доктор Свенсон окажется права и Истер приплывет домой на украденном каноэ, может, на том самом, на котором уплыл в бреду Андерс.

А без тепла ее тела он, возможно, не поверил бы, что к нему вернулась удача.

Но об одной части этой истории они никогда не заговорят потом — о том, как Андерс положил ее на себя своими тонкими, как молодые деревца, руками, и она прижималась щекой к его груди, целовала его и рыдала…

Как ни странно, они проспали на узкой койке до утра и не упали с нее, две тонкие фигурки.

Марина лежала на боку, Андерс Экман прикрывал ее спину, словно одеялом. Перед отъездом она собиралась пойти в последний раз к мартинам, но передумала.

Сейчас ей хотелось только одного — чтобы все поскорее осталось позади.

С деревьями было покончено.

Сама мысль о том, что она хотела увезти с собой в сумке ворох веток, теперь казалась ей нелепой и ужасной.

Единственный, кого она должна привезти домой, — это Андерс.

Она лежала, голая, в постели со своим коллегой и разбудила его, пытаясь выбраться из его объятий.

— Ох, Марина, — проговорил он, но она лишь покачала головой, наклонилась и поцеловала его в последний раз в жизни.

— Поедем домой, — сказала она.

И они отправились домой.

На Марине была ночная рубашка Барбары Бовендер, брюки мистера Фокса, а сверху его рубашка. На голове красовалась шляпа Милтона, а в руке она несла металлический ящик Истера, словно маленький чемодан.

Сатурны повезли их на понтонной лодке в Манаус.

Когда они плыли по реке, над ними пролетел огромный орел, так низко, что они разглядели ужас на мордочке обезьянки, болтавшейся в его загнутых когтях.

— Это гарпия-обезьяноед! — воскликнул Андерс и высунулся за борт, чтобы лучше разглядеть хищника. — Вы видели?

— Его трудно не увидеть, — мрачно отозвалась Нэнси Сатурн.

В джунглях внезапно затихли все звуки, словно все живое затаило дыхание.

— Когда я приехал сюда, больше всего мне хотелось посмотреть именно на эту птицу. Они очень редкие. — Андерс не мог оторвать глаз от удалявшегося хищника. — Просто не верится, что я увидел гарпию.

Приплыв в Манаус, они позвонили из таксофона в порту Милтону. У оборотистого Милтона нашелся знакомый в авиакассе; он с сочувствием отнесся к их ситуации. Пока он улаживал детали и заказывал два места на последний рейс до Майами, стыкующийся с первым рейсом на Миннеаполис, они зашли к Барбаре Бовендер. Они хотели повидаться с ней и рассказать, что по джунглям бежал не ее отец, а Андерс, и что она, по ошибке свернув не в ту речку, спасла Андерсу жизнь.

Рассказывая историю Барбаре, они рассказывали ее и друг другу — как Андерс ушел в бреду к реке и забрался в каноэ, как его там нашли хуммокка, еле живого, но где, в каком месте — он так и не узнал. Как они лечили его припарками, пахнувшими смолой и хреном; кожа на его груди покрылась от этого волдырями.

Марина рассказала Милтону, как ей почудилось, что Томаса Нкомо пронзила стрела, а Андерс рассказал Барбаре, как хуммокка забрали из его рук Истера.

Барбара и Марина плакали, слушая его рассказ.

К тому моменту, когда Марина и Андерс сели в самолет, они переговорили обо всем на свете, кроме одной вещи, о которой больше никогда не скажут ни слова.

Они пили «Кровавую Мэри» и смотрели, как на висевшем перед ними экране с картой полета стремительно удалялась Амазония.

Потом откинули спинки кресел и погрузились в сон — самый глубокий и спокойный, чем все их сны за последние месяцы.

Карен можно было позвонить из аэропорта в Майами, а можно было подождать и приехать прямо домой. На взгляд Марины, в размышлениях Андерса — как поступить лучше — смешались любовь и жестокость, и, хотя сама она считала, что надо ехать домой, окончательное решение, бесспорно, оставалось за ним. Андерс нерешительно посматривал на часы в зале прилета, говорившие о том, что еще очень рано, на таксофоны, у которых образовалась небольшая очередь, но тут была объявлена посадка. Андерс и Марина признались друг другу, что совершенно разучились звонить из таксофонов.

И вот они уже летели в Миннеаполис и с каждой милей, приближавшей их к дому, все больше превращались в прежних себя — в двух докторов, работавших вместе в фармацевтической компании на окраине Миннеаполиса.