На подлодке золотой... - [26]

— Идет тропой Моисея.

Девочка остановилась.

— А тетя Саша?

— Тетя Саша здесь.

Девочка развернулась и на руках пошла обратно. Роман, заинтересовавшись, побрел следом.

Девочка перевернулась и отворила дверь к Саше.

— Здравствуйте.

— Здравствуй, — ответила Саша. — Иди, вымой руки.

Девочке было лет двенадцать.

Она вытерла руки о джинсы и направилась в уборную. Уши у нее были заткнуты магнитофонными затычками.

Роман, сам не зная зачем, ждал ее возвращения. Интересно все-таки. Не каждый день по учреждениям дети на руках ходят.

— Роман Львович, — представился он, когда девочка вернулась.

— Аня, — девочка подала ему руку, на которой было написано “Анюта”.

— Тушью? — заинтересовался Роман, разглядывая ее запястье.

— Спичками, — сказала девочка и свободной рукой потянулась за яблоком на столе. На этой руке было написано “Тоша”.

— Кавалер? — поинтересовался Роман.

— Гребем вместе, — кивнула Аня, впиваясь в яблоко. — Он на каноэ, я на байдарке. У меня и по акробатике первый разряд.

Роман выудил у нее из уха музыкальную затычку и, подув на нее, вставил в свое.

— Кто поет?

— Курт Кобейн. Он уже не поет. Он самоубился. А дядя Юра скоро приедет?

Саша, не отвечая, резко сунула Ане телефонную трубку.

— Позови Фируз по-английски.

Аня выплюнула недожеванное яблоко в ладонь, отдала Роману, взяла трубку и сказала:

— Хай! — И заверещала по-английски. Потом вдруг поскучнела, сказала вяло “ба-ай”, и положила трубку. — Он говорит: Фируз не хочет подходить.

Саша отвернулась к окну. Роман заметил, как у нее влажно заблестели глаза.

— А ты знаешь, Анна, — сказал Роман, — у тебя нос, как у целлулоидного пупса, из двух половинок склеен, посредине — рубезочка, шовчик...

Аня подошла к зеркалу, провела по носу пальцем.

— Очень некрасиво?

— Наоборот. Ни у кого нет, а у тебя есть. Ты кто дяде Юре будешь?

— Племянница.

— И какие трудности, племянница?

Аня достала из рюкзачка, исколотого разнокалиберными булавками, лист бумаги. На нем было написано:

“Уважаемые преподаватели! Если вас не затруднит, сообщите два-три слова об успехах (неуспехах) моей племянницы Анны Куликовой. Заранее благодарен. Юрий Суров”.

Внизу от руки было написано: “Хорошо”, кроме литературы”. И подпись.

— Та-ак... Читать, значит, не любишь? А “Сказку о царе Салтане” кто написал? — спросил Роман.

— Кто-то на “Ш”, кажется...

Роман погладил ее по голове.

— Умница. Пушкин. А кто эту бумагу придумал, дядя Юра?

Аня кивнула.

— Если нет троек, он мне двадцать долларов дает.

— А если есть?

— Всё равно дает.

— Лихо пристроилась, — усмехнулся Роман. — Любишь дядю?

— Ага... — Аня закинула рюкзачок за спину. — До свидания.

— Стоп. — Роман достал бумажник с меховым кенгуру.

— Можно погладить? — Девочка потянулась к бумажнику.

— Можно. Это друган мой школьный подарил. Синяк Владимир. Не слыхала? А зря. — Роман протянул девочке деньги. — На. Держи двадцать долларей и греби дальше. Тоше привет.

Девочка не поняла, что случилось, но проворно цапнула денежку и исчезла.

Зазвонил телефон, Саша подняла трубку.

— Але!.. Фируз?.. Салямат!.. Хэлло!.. Йес. — И вдруг перешла на русский. — Родила?.. Ты?!.. Кого?!.. От кого?!..

Роман подошел к двери. Да, ключ от “ауди” забыл отдать. Он положил ключ на стол перед Сашей.

— Документы в бардачке.

Несмотря на еще не оконченный рабочий день в Клубе, уборщица уже занялась мытьем полов. Сейчас она полы не мыла. Она стояла возле кабинета Сурова, с интересом изучая справку на двери.

Аня расположилась у окна, рассматривая на свет деньги.

— Не фальшивые? — спросил Роман.

— Вроде нет.

Роман подошел к уборщице.

— Впечатляет?

— Интересно, — кивнула женщина. В прошлой жизни она была кандидатом филологии. — Натюрель или самопал?

— Обижаете, — развел руками Роман. — Из архивной пучины.

Аня сложила доллары, сунула их в задний карман джинсов и направилась к выходу.

— А чего это вы читаете? — поинтересовалась она, проходя мимо кабинета Сурова.

Всё было нелепо. КСП, убитый в тюрьме Бошор, справка на двери казенного дятла и эта племянница, ходящая на руках Синяк, спьяну подаривший машину напарнице дятла, и ее дочка Фируз, сдуру, по всей вероятности, разродившаяся в раскаленном Кувейте на другом краю земли... Да-а... Линять отсюда надо, а не выводить дерьмо на чистую воду.

— Да так, ничего, бумажка, — ответил Роман Ане и сорвал справку с двери, остались лишь уголки под кнопками.

— Всё, — подмигнул он уборщице. — Хватит. Шутка такой. Писатели шуткуют.

Уборщица улыбнулась.

Роман начат возиться с кнопками, в кармане у него что-то запищало.

— У вас, наверное, пейджер сигналит? — вопросительно взглянула на Романа уборщица.

— Точно, — кивнул Роман.

Надпись гласила: “Жирный, верни пейджер. Мы с Иваном едем к тебе рисовать на стене Эдика из Музея Ленина. Подваливай быстрей. Синяк”.

— Без меня, гады, не жрите! — заорал Роман в пейджер, как в телефонную трубку.

Во дворе он догнал Аню.

— Ты до метра? Пошли вместе. Кстати, Аня, запомни: “метра” говорить нельзя, нужно — метро.

Сергей КАЛЕДИН — родился в 1949 году в Москве. Окончил Литературный институт. Дебютировал повестью “Смиренное кладбище” (“Новый мир”, 1987). Автор повестей “Стройбат” (1989), “Поп и работник” (1991), цикла “Коридор” (в книге “Коридор”, 1987), рассказов “Рождество в посольстве Канады”, “Когда б вы знали...” (“Континент”, №83,1995) и повестей “Берлин, Париж и “Вшивая рота” (“Континент”, №84, 1995), “Тахана мерказит” (“Континент”, №87,1996). Живет в Москве.