На перепутье - [10]

Тара и Димитриос, оставшись после работы, пытались определить их происхождение, понимая: как только они установят страну и время их выпуска, станет точно известно, чей древний груз они так успешно подняли со дна Эгейского моря.

Они понимали, насколько важна их находка. Монеты оказались римскими. Они даже дату установили — 88 год до нашей эры. В этот исторический период Рим распространил свою власть на весь Древний мир, греки время от времени поднимали восстания против завоевателей, и римляне, наказывая восставших, посылали корабли в беспокойные районы для грабежа. И 88 год был как раз тем годом, когда Афины присоединились к другим бунтующим городам. По-видимому, этот римский корабль, подобно одному из кораблей знаменитого генерала Суллы, два года спустя, выйдя из Греции, сбился с пути, потерпел катастрофу и не смог вернуться домой с трофеями.

— Почему у тебя такой усталый вид? Ты регулярно с ним встречаешься? — Голос Димитриоса был резким, таким Тара его никогда не слышала.

Она удивленно выпрямилась:

— Откуда ты знаешь?

Димитриос собрал монеты в аккуратный столбик.

— Это же видно невооруженным глазом, дорогая. Женщины, которые думают, что они влюблены, не умеют это скрывать. — Он пальцем толкнул монеты, снова рассыпав их.

— Димитриос! — Его сарказм больно ранил ее. Она встала и начала собирать разбросанные по столу книги. — Как это на тебя не похоже — позволять себе замечания по поводу моей личной жизни.

— А разве я не часть твоей личной жизни? Разве мы не друзья? — Он снова сложил монеты в аккуратную стопку. Он ненавидел себя за эти расспросы, но ему нужно было знать, как далеко зашло ее увлечение.

— Разумеется. Но ты же понимаешь, что я имею в виду, — ту часть моей жизни.

— Разве я не знал всех твоих мужчин с той поры, когда ты в двадцать два года приехала ко мне учиться?

— Димитриос! Ради Бога! — Тара хлопнула книгой по столу. — Послушать тебя, так их были десятки. Ты прекрасно знаешь, за десять лет я влюблялась, или думала, что влюблялась, дважды, и одно мое увлечение длилось два года!

— И оба мужчины были прекрасны внешне. Как та скульптура, которую ты так любишь. Как один из твоих богов. — Димитриос пристроил бронзового атлета поверх столбика монет.

— Я… — Тара снова взялась за книги, чтобы скрыть слезы. Впервые за все года, что она его знала, Димитриос разговаривал с ней таким резким тоном. — Я все надеялась, что внутренний мир совпадет с внешним обликом.

— Тара. — Его голос смягчился, отчего ей стало еще обиднее. Он аккуратно поставил фигурку на стол и постучал по голове атлета пальцем. — Тебе никогда не приходило в голову, что ты влюблялась в героический идеал, не соотнося его с реальным миром, реальными мужчинами?

Она смутилась, боясь взглянуть на него.

— Димитриос, пожалуйста. Ты можешь учить меня всему, что касается богов, сделанных из мрамора и бронзы, но только не тех, что из плоти и крови.

— Тара, каким, по-твоему, должен быть мужчина? — продолжал настаивать он.

Она отвела взгляд в сторону, но ответила:

— Наверное, таким, каким хочет видеть его любая женщина. Уверенным. Целеустремленным. Независимого мышления. С интеллектуальными амбициями. Умеющим рисковать и радоваться жизни.

Димитриос рассмеялся так, как смеялся обычно.

— Моя дорогая Тара. Начну с того, что большинство женщин не ищут в мужчинах этих качеств. А почему в этом перечне отсутствует внешность? — спросил он, но, заметив, что она раздраженно передернула плечами, сменил тон, заговорил более осторожно. — Допустим, некий мужчина обладает всеми этими качествами, но внешне он самый обычный человек?

Она круто повернулась к нему.

— Но тогда я вообще могу его не заметить!

— Да, я знаю, — сказал Димитриос. «Еще как знаю», — подумал он. — Но давай допустим, что ты ищешь не по тем признакам. Ты и по работе знаешь, насколько обманчивой может быть внешность.

— Нет, — решительно возразила Тара. — На этот раз я не ошибаюсь. Ты слышал, как он говорит о древних цивилизациях. Он много знает и в моей области. У нас столько общего!

На секунду Димитриосу захотелось закатить ей пощечину. Столько общего? С этим насквозь фальшивым типом? Ужаснувшись своему порыву, он быстро сунул портфель под мышку и заставил себя успокоиться. Затем подошел к Таре и поцеловал ее в лоб, как было у них принято.

— Не спеши, дорогая, — только и проговорил он, ничего другого не придумав. Разве он мог сказать: вообще остановись, ты же знаешь, что принадлежишь мне? — Пожалуйста, Тара!

Она удивленно смотрела на него.

Он высказал свои тайные мысли вслух!

— Забудь о римлянах, — запинаясь, произнес он, пытаясь скрыть свое замешательство. — Думай только о своем атлете. — Он направился к выходу. — И постарайся отдохнуть.

Когда дверь за Димитриосом закрылась, Тара устало опустилась к подножию статуи. Было жарко. «Все разумные люди в это время обретаются на островах», — подумала она. А они так рано вернулись в Афины: экспедиция истратила все деньги, отведенные на сезон, и теперь придется ждать следующего лета, чтобы продолжить работу в том замечательном месте. Она пребывала в отвратительном настроении, ей казалось, до следующего лета еще сто лет. Она расстегнула блузку, позволив ей распахнуться, сняла сандалии и снова прислонилась к мраморной статуе. Сквозь тонкую блузку она холодила спину и уже не казалась живой. Пот, как слезы, стекал по лицу Тары. Она сердито вытерла щеки. Почему она так резко разговаривала с Димитриосом? Даже швырнула книгу на стол. Что он такое в ней затронул, что поднял из глубины души? Страх? Страх чего? Что она никогда не встретит мужчину, который полностью удовлетворит ее? Вину? По какому поводу? За свои тридцать два года она мало любила, а когда такое случалось, выбор был не так уж плох, просто в конечном итоге ее потребности оказывались неудовлетворенными. Нет, вина тут ни при чем.