На озере Лоч - [4]

— Вот это для тебя, — сказал он, наконец, доставая маленький комочек из поясного мешочка.

Он развернул лоскуток, и что-то блеснуло зелёным лучом, повисло на нитке и закачалось в стороны.

— Возьми, Низея, — предложил Малт несмело, — «ночной глаз». Я для тебя поймал…

То был зелёный светящийся жук, какие сверкали в кустах на берегу тихой Юраты. Малт изловил его по дороге и, крепко обвязав кругом тела тоненькой прядкой воловьей жилы, превратил его в живую подвеску.

— Бедный глазок!..

Девочка взяла этот скромный лесной подарок, быстро развязала жильную нить и освободила жука, потом тихонько подняла руку и посадила его на свою голову. Жук блеснул ярче прежнего, будто радуясь свободе, однако, не улетел и остался на том же месте, быть может, запутавшись в тонких завитках волос своей избавительницы.

— Сестричка моя, — шепнул Малт в тихом восторге.

Он не нашёл другого слова, чтобы выразить обуревавшее его чувство. Низея стояла перед ним как будто живая Девица-звезда из старой легенды.

— Ступай, братец, — отозвалась Низея ласково.

Но вместо того, чтобы тоже направиться вместе с Малтом обратно к лагерю, она пошла по лесной тропе, уводившей налево, наперерез широкого прибрежного мыса.

Малт сделал шаг в ту же сторону, потом остановился. Она тотчас же исчезла, растаяла в сумраке. Только зелёный «ночной глазок» раз или два сверкнул сквозь чёрные листья как летучий лесной огонёк. Зелёный жук светил своей новой хозяйке дрожащим факелом и словно манил её куда-то, в лесную глубину, по тёмной и загадочной тропе.

Малт тихонько вздохнул, махнул рукой и вернулся на стойбище.

Глава II

Как только солнце село, работа окончилась. Рыба засыпала в темноте и стояла неподвижными стадами там, где её заставали, падая на воду, тёмные лучи густеющего мрака.

Селоны быстро забросали груды неубранной рыбы зелёными ветвями, в защиту от чаек, и стали разводить костры. Женщины готовили пищу, но юноши и девушки уже взялись за руки и, нетерпеливые, несмотря на усталость, завивали вечерний хоровод. Ловля лосося была для селонов не только страдою, но праздником и пиром. Правило лова гласило: «Лови до отказу, а ешь до отвалу, пляши до упаду. Где упадёшь, там и спи».

На круглой площадке, где только что убирали рыбу, костёр горел выше и ярче всего. Девушки и парни топали ногами по земле и часто попадали на скользкие рыбьи остатки, сами скользили и падали, увлекая за собой других. Но рыбью пляску следовало плясать в самом центре рыбного обилия.

— Го-го!.. — кричали плясуны. — Саун, выходи, Карна, торопись!.. Пойте, пора. Рыбы не услышат.

Саун и Карна вышли на середину хоровода. У Сауна в руках была маленькая камышовая свирель. Он приложил её к губам и извлёк из неё напевную тихую жалобу, которая родилась в вечерней унылости меж ивами лочских берегов, под тихий плеск набегающих волн. Потом он опустил свирель и запел вполголоса:

«Саун ходит у озера Большого

С унылым сердцем и смутными очами.

В доме у Сауна нет пищи для маленьких братьев…

Выйди из озера, Дева-лосось,

Погляди ты на Сауна, помоги ты Сауну»…

И Карна вышла вперёд и прошла перед Сауном, потом сделала несколько странных прыжков, изгибая в стороны своё крепкое, упитанное тело. Это был крупный лосось на сухом берегу. Карна запела:

«Вышла из озера Карна-лосось,

Брызнула икрою на мокрый песок.

Сколько песчинок, столько икринок,

Сколько икринок, столько и рыбы…

Что дашь в уплату, Саун?»

Они взялись за руки и прыгнули вверх и крикнули сразу:

— Эгой!..

«Плодитеся, рыбы,

Большие и малые, — запел хоровод. —

Сколько песчинок, столько икринок,

Сколько икринок, столько и рыбы».

У другого костра начинались воинские игры. Трое мальчишек, сидя на корточках, усердно подбрасывали в огонь смолистые ветви и шишки, и пламя поднималось высоким столбом, и чёрные деревья выступали отчётливо и резко как будто на лесном пожаре.

Воин Меза шагнул вперёд и сбросил меховой кафтан. Лицо его было мрачно и всё заросло короткой густой бородой словно у барсука. Тело его было сухое как дерево, а руки и ноги — как тонкие твёрдые корни. На смуглом плече белелся извилистый шрам. Дети Мезы давно бегали на собственных ногах и таскали рыбу с берега, а Меза всё ещё был самым ловким из всего племени, и ни один молодой стрелок не мог сравниться с ним на состязании.

— Начинай! — кричала толпа.

Хенний, Ясан и Калеб вышли из рядов. У них были короткие луки и стрелы с тупыми концами, которыми глушат мелкого зверя, чтобы не испортить шкурки.

Эти трое юношей дерзали состязаться с угрюмым Мезою, хотя и без особой надежды на победу.

Меза обошёл костёр и встал позади, шагов на тридцать от стрелков, потом повернулся боком, чтобы представить меньшую мишень для выстрелов, чуть-чуть присел, как будто попробовал сгибы своих упругих голеней, насторожился и ждал. В ярком и неверном пламени костра он был похож на крупную птицу, которая к чему-то прислушивается и готовится взлететь.

— Начинай!..

Хенний спустил тетиву.

«Дынг!» — звякнула тонко и жалобно тройная тетива, и стрела запела в воздухе. И в то же самое мгновение Меза сделал огромный прыжок вверх, как будто действительно у него были крылья. Но как только ноги его снова коснулись земли, звякнула вторая тетива. Он прыгнул в сторону и так же счастливо избежал выстрела.