На отмелях - [127]

— Да, даже вахтенные и те спят.

— В этой экспедиции нет ничего тайного, но я предпочитаю никого не будить. Может быть, вы могли бы сами отвезти меня в нашей маленькой лодке?

Ей показалось, что д'Алькасер колеблется. Она прибавила:

— Это свидание не имеет никакого особенного значения.

Д'Алькасер поклонился в знак согласия и прошел с нею к лодке. Когда она входила в нее, он уже был наготове, и как только миссис Треверс уселась, он отчалил. Было так темно, что если бы не фонарь, горевший на бриге, нельзя было бы ориентироваться. Д'Алькасер греб медленно, часто оглядываясь через плечо. Миссис Треверс первая увидела песчаную полоску, слабо светившуюся на черной неподвижности воды.

— Немного левее, — сказала миссис Треверс, — Нет, вот сюда…

Д'Алькасер повиновался, но стал грести еще медленнее. Она опять заговорила:

— Как вы думаете, мистер д'Алькасер, ведь долг нужно всегда платить весь, до последнего фартинга?

Д'Алькасер оглянулся через плечо.

— Это единственно честный способ, — сказал он, — Но это может оказаться трудным, слишком трудным для наших обыкновенных, боязливых сердец.

— Я готова на все…

На секунду д'Алькасер перестал грести.

— На все, что можно найти на песчаной отмели, — продолжала миссис Треверс. — На пустой, маленькой, жалкой песчаной отмели.

Д'Алькасер сделал два взмаха и опять опустил весла.

— На песчаной отмели может уместиться целый мир страданий, вся горечь и озлобление, на которое способна человеческая душа.

— Да, вы, может быть, правы, — прошептала она.

Д'Алькасер греб, часто оглядываясь. Миссис Треверс пробормотала:

— Горечь, озлобление…

Через минуту киль лодки коснулся песчаного дна. Но миссис Треверс не двигалась с места, и д'Алькасер продолжал сидеть, подняв весла и готовый отплыть по первому знаку.

— Как вы думаете, мистер д'Алькасер, я вернусь? — отрывисто спросила она.

Д'Алькасеру почудилось, что в ее тоне не было искренности. Но кто знает, что значила эта отрывистость: искренний страх или простое тщеславие? Д'Алькасер не понимал, для кого она разыгрывала роль: для нею или для себя?

— Я не думаю, чтобы вы понимали настоящее положение вещей, миссис Треверс. Мне кажется, вы не имеете ясного представления ни об его простодушии, ни об его гордости мечтателя.

Миссис Треверс с пренебрежением подумала, что кроме этого было еще и многое другое, чего д'Алькасер не знал, и поддалась внезапному искушению немного просветить его на этот счет.

— Вы забываете, что он способен на сильную страсть и что, благодаря своему простодушию, он не знает своей собственной силы.

В этих словах уже, несомненно, чувствовалась искренность.

«Она это почувствовала, — с уверенностью сказал себе д'Алькасер. — Только когда, где и при каких обстоятельствах?»

Миссис Треверс вдруг встала, и д'Алькасер спрыгнул на песок, чтобы помочь ей выйти.

— Не лучше ли мне подождать здесь, чтобы отвезти вас обратно? — предложил д'Алькасер, помогая миссис Треверс сойти на берег.

— Никоим образом, — тревожно воскликнула она, — вы должны возвратиться на яхту. Через час будет уже совершенно светло. Когда я захочу, чтобы меня отсюда увезли, я подойду к этому месту и махну платком.

У ног их глубоким сном спала вода отмели, и призрачные очертания песчаного острова убегали из глаз. Вдали, на самой середине острова, тяжелой черной массой высились кусты на фоне звезд. Миссис Треверс не отходила от лодки, словно боясь пустынности этого одинокого места и этого моря, где отражались далекие звезды и расстилались безграничные тени.

— Тут никого нет, — прошептала она про себя.

— Он, наверное, дожидается вас где-нибудь близко, или я его не знаю, — уверенно сказал д'Алькасер и сильным ударом весла оттолкнулся от берега.

Д'Алькасер был совершенно прав. Лингард вышел на палубу задолго до того, как проснулась в слезах миссис Треверс. Хоронившие Джафира матросы давно вернулись, и весь экипаж брига спал, кроме двух вахтенных. При появлении Лингарда они бесшумно удалились с кормы. Лингард облокотился о перила и погрузился в мрачные воспоминания о прошлом.

В воздухе носились укоряющие призраки, живые и одаренные речью, но говорившие с ним не членораздельным языком смертных, а слабыми рыданиями, глубокими вздохами и грустными жестами. Когда он пришел в себя, все призраки исчезли, кроме одной темной фигуры, безмолвной и неподвижной. Лингард с ужасом взглянул на нее.

— Кто это? — спросил он тревожно.

— Это я, сэр, — сказал Картер, приказавший, чтобы его разбудили, как только капитан выйдет на палубу.

— Ах, да, — проговорил Лингард, несколько смущенный. Он велел Картеру приготовить шлюпку, а когда, немного спустя, молодой человек сообщил, что все готово, он только сказал: «Хорошо», — и остался стоять, опершись о перила.

— Простите, сэр, — заговорил Картер, помолчав. — Но вы уезжаете не очень далеко?

— Нет, я только хочу проехать на песчаный островок.

Картер успокоился, но был удивлен.

— Там никого нет, сэр, — сказал он.

— Неизвестно, — пробормотал Лингард.

— Но я в этом уверен, — настаивал Картер, — Женщины и дети, приехавшие с этими головорезами и еще остававшиеся там, были взяты теми сампанами, которые привезли вас и джентльменов с яхты.