На отмелях - [124]

— Оставьте меня, Васуб, — сказал он. — Они все умерли, но мне хочется спать.

Васуб взглянул в лицо белому человеку своими немыми старыми глазами.

— Туан, тебе необходимо выслушать Джафира, — сказал он настойчиво.

— Он умирает? — спросил Лингард тихим, нерешительным тоном, как будто боясь звука своего собственного голоса.

— Кто знает? — голос Васуба звучал еще настойчивее. — На теле его нет раны, о туан, но он не хочет жить.

— Он покинут своим богом, — пробормотал про себя Лингард.

Васуб немного подождал и продолжал:

— И у него есть послание к тебе, туан.

— Конечно. Но я не хочу его слышать.

— Оно от тех, кто никогда больше не будет говорить с тобой, — с грустью настаивал Васуб. — Это великое поручение: собственные слова раджи. Джафиру трудно умереть. Он все что — то бормочет насчет кольца, которое было тебе послано и которое он выпустил из рук. Это был великий талисман!

— Да, но на этот раз он не оказал действия. И если я пойду и скажу Джафиру, почему талисман потерял свою силу, он передаст об этом своему радже, о Васуб, потому что ты говоришь, что он скоро умрет… Не знаю, где они встретятся, — пробормотал он про себя.

Васуб опять поднял глаза на Лингарда.

— Рай — удел всех правоверных, — прошептал он, твердый в своей простой вере.

Человек, погибший от одного только взгляда на рай, обменялся со старым малайцем глубоким взглядом и поднялся наверх. На палубе никого не было, как будто все отказались от него, кроме шедшего впереди старика и того другого человека, который умирал в сгущающихся сумерках, дожидаясь его прихода. Внизу, в свете, падавшем из люка, он увидел, как молодой калаш, с широким желтым лицом и жесткими волосами, пробивавшимися пучками из-под его головной повязки, подносил глиняный кувшин с водой к губам Джафира, раскинувшегося на груде циновок. Слабое движение помутневших зрачков показывало, что верный посланец вождей заметил приход человека, которого он и его сородичи так долго знали под именем Короля моря. Лингард опустился на колени у изголовья Джафира, который слегка мотал головой из стороны в сторону и потом затих, смотря на балку потолка.

Лингард пригнулся ухом к его смуглым губам.

— Передай свое поручение, — ласково сказал он.

— Раджа хотел еще раз пожать тебе руку, — прошептал Джафир таким слабым голосом, что Лингард скорее угадывал, чем слышал его слова, — Я должен был тебе сказать… — начал он и вдруг остановился.

— Что сказать?

— Чтобы ты все забыл, — произнес Джафир с усилием, словно начиная длинную речь. После этого он не говорил ничего, пока Лингард не пробормотал:

— А госпожа Иммада?

Джафир собрал свои последние силы.

— Она ни на что не надеялась, — ясно произнес он. — Когда Аллах призвал ее к себе, она сидела в стороне, покрытая покрывалом, и скорбела. Я даже не видал ее лица.

Лингард пошатнулся и упал бы ничком на умирающего, если бы стоявший рядом Васуб не подхватил его за плечо. Джафир, казалось, ничего не замечал и неподвижно смотрел на балку в потолке.

— Ты слышишь меня, Джафир? — спросил Лингард.

— Слышу.

— Я не получал кольца. Кто мог его мне принести?

— Мы отдали его белой женщине, да будет геенна ее уделом!

— Нет, геенна будет моим уделом, — с силой отчаяния проговорил Лингард, и Джафир в ужасе поднял руки, — Ибо слушай, Джафир: если бы она отдала мне перстень, она отдала бы его глухому, немому и безвольному человеку.

Неизвестно, услышал ли его Джафир. Он не произнес ни звука, его взгляд оставался таким же неподвижным, и только распростертое тело его слегка пошевелилось, как бы отодвигаясь от белого человека. Лингард медленно встал и, велев Васубу оставаться, прошел на палубу, ни разу не взглянув на умирающего. И опять показалось ему, что он шел по всеми покинутому кораблю. Слуга-мулат, наблюдавший в щелку из двери кладовой, видел, как капитан, шатаясь, вошел в каюту и шумно захлопнул за собой дверь. Больше часа никто не подходил к этой запертой двери, пока не появился Картер и не попытался заговорить.

— Вы там, сэр?

— Можете войти, — раздался голос. Голос звучал громко и сильно, и это ободрило молодого человека. Он вошел.

— Что скажете?

— Джафир умер. Только что. Я думал, что вы захотите об этом узнать.

Лингард пристально посмотрел на Картера и задумался. Теперь, когда Джафир умер, на опустошенной земле не осталось ни одного человека, который сказал бы ему слово укора, ни одного человека, который знал бы величие его планов, узы дружбы, связывавшие его с Хассимом и Иммадой, глубину его привязанности к этим двум существам и безграничное доверие, которое они к нему питали. Благодаря Иоргенсону и его безумному презрению к человеческой жизни, все это развеялось как дым. Это стало тайной, навеки похороненной в его груди.

— Велите Васубу открыть одну из кип в трюме и достать оттуда бумажное полотно, чтобы похоронить его по обычаю его веры, — произнес наконец Лингард, — Это должно быть сделано сегодня же ночью. Дайте им шлюпки, я думаю, они захотят отвезти его на отмель.

— Да, сэр, — сказал Картер.

— Дайте им все, что нужно, — факелы, лопаты и прочее. Васуб произнесет молитвы, какие полагаются. Ведь правоверным уготован рай. Понимаете, мистер Картер? Рай! Не знаю, какой для него будет рай. Если ему там не придется бегать с поручениями по джунглям, увертываться от засад, переплывать бурные ручьи, — рай придется ему совсем не по вкусу.