На острове Буяне - [26]
– Ага! – кивала старуха. – Беконного откорма они. На голодной России откормилися… А люди опять, во второй раз, значит, собрались: «Пока мы не перемёрли все до единого, может, пора топоры хватать, и барина этого, с германским-то умишком, в Германию прогнать? Она, Германия, – страна крохотная, как раз по его мозгам: она ему – подходит. А для большой России не ум – умище нужен. Он где его, барин, возьмёт?! Прогоним, а то барин-то её до своего пониманья скоро всю скукожит, Россию нашу. И война есть война. И она против нас давно идёт, а мы кого же? Мрём да терпим. Терпим да мрём»… Мол-чи!!! …А с Афона им уж весть подают: «И времена все – вышли, и больше времён у вас – не осталося, – говорят. – Мор, на вас насланный, сам не кончится, а только сильней на детей ваших падёт: спасайтеся сами – никто вас не спасёт ниоткудова. И чего вы ждёте?! Бог, что ль, с винтовкой за вас против барина-то пойдёт? А вы со стороны только, что ль, глядеть хотите? Нет, вы – идите. Сами. Своими ногами. Портянки на них намотайте – и ступайте. А Бог – поможет вам, если вы все, со святой молитвой, за всю святую Русь…»
– Вот, убожество! Да вы хоть знаете, какой век сейчас?! – строго перебил старуху Кеша, очнувшись от вразумительного и тихого её толкования. – Сейчас, между прочим, каждый должен сделать счастливым – себя! А не заботиться о других. Тогда только получится общество счастливых людей! Теперь модно беспокоиться о своём «я»! А не о своём пресловутом «мы». Пишут, пишут вам во всех газетах… Кретины. «Люди собрались все!..», – передразнил он. – Причём здесь «все»? Страна давно перестроилась на отдельное «я»!.. Я же сам читал. Лично!
В магазине наступила полная тишина. Продавщица перестала вязать на счёте «семь».
– Гадство! Жалею, что я эту газету, «Независимую», всю в клочья истоптал, ноги ею обёртывал. От мороза. У меня ботинки прохудились… А то устроил бы я для вас чтение вслух. В борьбе с вашим дремучим, отсталым невежеством. С коллективным, между прочим… О своём «я» лучше позаботьтесь! Колхозницы!
Старик с дородной старухой, недовольно поджавшей губы, отошли в дальний угол и стали отыскивать что-то в общей своей сумке.
– А я… – успел только вымолвить старик, как вдруг старуха побагровела и грозно выпрямилась.
– И зачем ты твердишь одно и то же?! – взорвалась она: – «А я в десанте!», «А я в госпитале!», «А я в больнице на ренгене!»… – кричала Матрёна на старика, поправляя булавку на шали без всякой надобности. – Пристал: «я» да «я»! «Я кого» да «я чего»… Ну, твердит и твердит пустое! Якало… Не знаешь, что ли?! Грудные – и то все давно в зыбках научены: вон, «я»-то на воротах мелом написано было, а корова-то одна – чесаться подошла, да обдристанной жопой его и стёрла! Вот тебе и всё «я»: цена ему – такая… Твердит! И что за привычка у тебя – в грех меня вводить?!
– Тётка Матрён!.. – ждали женщины продолжения. – А барину-то как потом за всё отплатилося?! За Иоаннову голову да за злодейство-то – над Иванами нашими?.. Народ-то русский с ним как поступил? Расстрелял – иль повесил?.. Иль на кол посадил?
– Викентий, и куда же ты попал? – всё бормотал и не мог успокоиться Кеша, переступая с ноги на ногу. – Эх! Лучше бы до Шерстобитова пешком дошёл, невзирая на истёртость газеты…
Однако удалиться просто так он не мог.
– Ну, бабьё! – выкрикнул он решительно. – Нет, вот вы, молодые, ответьте хотя бы: кто у нас руководит жизнью страны? По ходу жизни? Это вы знаете?!. Ну, одну фамилию хотя бы назовите: кто нами руководит?
Только тут все, остолбенев, уставились на него. И одна из закутанных женщин сказала, выходя из оторопи:
– Как – кто?.. Заграница.
А потом, отвернувшись от Кеши, спросила остальных в недоумении:
– Это ещё чей? Городской, что ль, тот самый?
– Да, Бронькин, вроде, – раздумчиво ответила другая. – Неужель не городской? Вон, буром, гляди-ка, прёт… Город! На боку дыру вертит.
Все разглядывали теперь Кешу неторопливо и обстоятельно.
– Ну, темнота, – поражался Кеша. – Послушал бы вас Хрумкин… Читать вам больше надо! Образовываться! А не пресловутых каких-то стариков у прилавка слушать. Работать надо! Над собой!
– Во-о-он чей. Бронькин… – скучно протянула продавщица, снова засверкав спицами. – Кешка-город, значит. Он!.. Восемь. Девять. Десять.
А третья женщина, самая румяная и самая молодая, рассмеялась лёгким добродушным смехом:
– Вот, грозный ё…рь!
Кеша шагнул за порог, прокричал было женщинам через плечо: «Ну что вы материтесь? Как маленькие дети!» – однако, тугая дверная пружина уже сработала. И Кешу не услышал никто, кроме него самого.
Улица по-прежнему казалась безлюдной и задремавшей средь белого дня. Только стая снегирей поднялась с высокой ольхи, осыпав снег с ветвей, и унеслась в сторону дальнего бора.
– В самом деле – немые… – изумился Кеша, проводив стаю подозрительным взглядом. – Они, пр-р-роклятье. Птицы без голоса…
Похаживая вдоль магазина то влево, то вправо, он долго чесал шрам под шапкой. Однако вскоре оживился: поодаль, в закутке около магазинного склада, одиноко стоял мужик в тяжёлом драповом пальто, уцепившись за дощатый забор. Кеша присвистнул и направился к нему.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
"Спящие от печали" - это повесть о жизни в небольшом азиатском селении Столбцы. Повесть буквально сплетена из снов его обитателей, где они переживают вновь и вновь свои неудачи, утраты, страхи. Само место - тоже, словно порождение сна: "Эта негодная местность считалась у тюрков Воротами ветра, а ветры зарождаются и вертятся духами опасными, непонятными". Здесь "в азиатской России, русской Азии" словно затаилась сама жизнь "в темноте, обступившей … со всех сторон", здесь "затаилось будущее". Спящих, несомненно, ждет пробуждение - его предвестником становится странствующий монах Порфирий, чье появление в Столбцах приносит покой их жителям.
Вера Галактионова обладает и истинно женской, сердечной наблюдательностью, и философским осмыслением, и выразительной, мускулистой силой письма, и оттого по особенному интересно и неожиданно раскрываются в её произведениях злободневные и вечные темы — в жизненных ситуациях, где сталкиваются грубое и утонченное, низменное и возвышенное.
Роман выходил в журнале «Москва» в сокращённой, журнальной версии. В полном варианте публикуется впервые.
Бабушка учит внучек-комсомолок полезным житейским премудростям — как порчи избежать, как колдуна от дома отвадить, как при встрече с бесом не испугаться...
Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Детство — самое удивительное и яркое время. Время бесстрашных поступков. Время веселых друзей и увлекательных игр. У каждого это время свое, но у всех оно одинаково прекрасно.
Это седьмой номер журнала. Он содержит много новых произведений автора. Журнал «Испытание рассказом», где испытанию подвергаются и автор и читатель.