На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта, 1939–1945 - [31]

– Люк, вы все время жалуетесь на штабную работу. Наш мотоциклетно-стрелковый батальон не выходит на связь. Он должен быть где-то здесь, – генерал показал точку на карте. – Попробуйте разыскать их и доложите обстановку. Но помните об осторожности. Тут всюду глухие леса, в которых за каждым деревом могут оказаться русские.

Ничего, кроме моего «Мерседеса», не нашлось, и я сел в него вместе с Эрихом Беком. Не встретив нигде противника, я с большими трудностями, по причине почти непригодных для передвижения дорог, добрался в указанный район и действительно обнаружил там пропавший батальон.

– У нас все в порядке, – сказали мне там. – Однако мы, похоже, воткнулись как колючка в скопление русских частей, причем они нас вроде бы не заметили. Было бы хорошо, если бы дивизия помогла нам выбраться отсюда. Как только русские сообразят, что мы тут, нам может очень не поздоровиться.

Я пообещал доложить обо всем дивизионному командиру и попросить немедленно помочь.

Назад я поехал тем же путем. Подле меня сидел Эрих Бек с автоматом наготове. Проехав несколько километров глухим лесом, мы выехали на открытое место. По обеим сторонам дороги находилось полным-полно русских. Они сразу же заметили нас, и я видел, как солдаты принялись передергивать затворы. До поворота, с которого дорога вновь уходила в чащу, оставалось еще целых 30 метров.

– Бек, пригнитесь и стреляйте вправо и за спину мне влево! – закричал я, согнулся как мог за рулем и надавил на акселератор.

Пули уже свистели над нами, но ни одна не попала, поскольку Бек вынудил русских залечь под огнем. Наш «Мерседес»-кабриолет, который определенно проектировался не для русских дорог, прыгал и скакал на ухабах. Один раз пуля угодила в машину, не причинив, однако, явного вреда.

– Спасибо вам, Бек, и нашей машине тоже. Нам явно повезло.

Когда я докладывал нашему дивизионному командиру, тот улыбался и глаза его смеялись за очками:

– Ну что же, вы ведь жаждали некоего подобного приключения. Чего ж еще вам надо? А за донесение спасибо. Сейчас же приму меры для обеспечения безопасности мотоциклетно-стрелкового батальона.

Постепенно мы осознали, в чем теперь состоит тактика русских: они рассыпались под нашими ударами, чтобы потом действовать в наших тылах, нападать на линии снабжения и на подтягивающуюся пехоту. В ходе допросов пленных мы узнали, что достойный сожаления приказ Гитлера о немедленном уничтожении всех комиссаров послужил своего рода бумерангом. Русские отреагировали на него сколь же быстро, сколько и эффективно. Комиссары и политруки, приписанные к каждой части, следили за моральным состоянием солдат и приглядывали за командирами, узнав о приказе Гитлера, стали говорить своим людям так: «Если попадете в плен к немцам, они вас расстреляют. Любого же, кто сделает шаг назад, я сам пристрелю». Становилось понятно, почему русские, обычно получавшие в качестве сухого пайка сухари, нередко легко поддавались. Однако они не складывали оружие, а превращались в основные силы быстро организовывавшегося партизанского движения. Немалым фактором тут являлось и то, что Сталин, знавший о любви русских к своей стране, объявил войну отечественной. Она перестала быть противостоянием наци и коммунистов. Теперь мы, немцы, являлись захватчиками, которые уничтожали их родину, а они клали жизни на защиту Матушки России.

Наша воздушная разведка докладывала о больших скоплениях войск противника к западу от Минска и вокруг него, первого крупного города в России восточнее бывшей польской границы. Нашей дивизии предстояло наступать, минуя Минск на севере, и отрезать русских, отступавших на восток. Задача другого танкового корпуса состояла в том, чтобы осуществить аналогичный бросок южнее города. Авангардом служили разведывательный батальон и мотоциклисты. Минск был взят в клещи, в окружение угодило большое количество войск, многие из которых попали в плен. Наша пехота, на долю которой выпали тяжкие физические испытания, так что мы искренне сочувствовали ей, следовала за нами маршем и занималась подавлением сопротивления окруженных русских. Тем временем танковые дивизии бросались дальше в наступление на восток. И снова мы прокладывали себе путь далеко вперед через глухие леса по разбитым дорогам.

Целью нашей дивизии являлся Витебск, лежавший к северу от важного шоссе Минск – Смоленск – Москва. Нам постоянно приходилось сталкиваться с сопротивлением, однако хорошо организованного противодействия со стороны русских мы не встречали. Мы просто слишком быстро наступали, не давая противнику создать сколь-либо эффективные рубежи обороны. Все очень походило на еще один блицкриг.

Впервые с начала наступления мы вошли в контакт с местным населением. Мы проходили через типичные русские деревни и села, в которых крытые соломой деревянные избы тянулись вдоль проселка; в каждом селе имелась церковь. Правда, все без исключения церкви были превращены в склады, некоторые из них были разграблены. Очень просто обставленные дома имели в центре печи, на которых морозной зимой спала вся семья. Ниже находился очаг, а напротив него стоял деревянный стол с лавками. В углу комнаты обычно висели иконы, а перед ними горели свечи. Посреди села находилась баня, совершенно необходимая здесь, поскольку больше помыться в домах русских было негде. Непосредственно к дому примыкало стойло с несколькими коровами, держать которых для своих надобностей позволялось крестьянину, равно как позволялось и владеть небольшим участком земли для выращивания картофеля и других огородных культур для повседневного потребления. Кроме того, все местные жители работали в колхозе или в совхозе, своего рода сельском или государственном кооперативе. Здесь задача состояла в выполнении «нормы» – то есть в работе на государство.