На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта, 1939–1945 - [138]

В ходе своего пребывания у венгров я научился у одного пастуха вязать. По возвращении в лагерь рабочие с шахты сделали мне несколько вязальных спиц, другие притащили провод, которым соединили спицы, и я начал вязать носки. Поскольку и мы и русские солдаты имели только полотняные портянки, а они не очень-то грели в холод, носки мои «пошли на ура». Со временем я так наловчился в вязании, что выдавал по несколько пар в неделю (иногда под заказ), которые немедленно сбывал товарищам по плену и охранявшим нас солдатам.

Второй волнующий момент касался уже нашего лагеря. Как-то вечером после работы ко мне пришел русский комендант:

– Полковник, подберите еще троих покрепче и через десять минут ко мне в караульное помещение.

Судя по всему, намечалось еще какое-то дельце.

Когда мы четверо явились, как было приказано, в караулку, комендант передал нас грузину, с которым разговаривал очень почтительно и который, судя по всему, был видной фигурой в городке. Под охраной мы отправились в город. Когда я поинтересовался, что надо будет делать, человек посмотрел на меня грустно и произнес:

– Всё сами увидите. Надо будет помочь мне.

Мы пришли в ту часть городка, где располагались деревянные дома начальников и функционеров, отличавшиеся от обычных. Когда мы вошли в дом грузина, то увидели в гостиной на столе открытый гроб, в котором лежала красивая молодая девушка – дочь хозяина. Вокруг гроба, в соответствии с традициями Востока, плакали и причитали несколько женщин. Мы постояли в смущении поодаль, а потом спросили, чем мы четверо можем помочь в такой ситуации.

– Понесете гроб в церковь. Я похороню дочь там на кладбище. Вы ведь тоже христиане и имеете уважение к смерти.

Мы знали, что здание закрытой церкви с кладбищем при ней находилось на другом конце города.

– Уважаемый, мы сделаем как положено. Но путь длинный, вы же понимаете, так что возьмите табурет, чтобы мы могли опустить на него гроб и передохнуть, когда станет тяжело.

Итак, мы подняли гроб с лежавшей в нем в белых одеждах и украшениях из цветов девушкой и пошли, сопровождаемые ее отцом, который нес табурет. За ним следовала вся семья, а уже за ними – друзья и просто горожане. Процессия становилась все длиннее и длиннее. По обеим сторонам дороги стояли жители.

По нашему знаку отец девушки с табуретом подошел к нам. Не успели мы опустить гроб, как плакальщицы бросились к нему, чтобы еще раз коснуться девушки, пока мы отдыхали. В итоге мы пришли на церковное кладбище. Оскверненная церковь, превращенная в продовольственный склад, вывернутые памятники, заросший сорняками двор – все это не наполняло душу покоем. Отец с сыновьями уже выкопали могилу, так что мы поставили гроб рядом с ней. Тем временем двор наполнялся народом.

Когда закончилось прощание, гроб забили и мы медленно опустили его в яму. Сделав это, мы остались у могилы и прочитали молитву. Когда мы молились и потом, когда бросили на гроб три лопаты земли, собравшиеся посмотрели на нас с удивлением, однако их, судя по всему, так тронул наш жест, что люди тоже стали креститься и громко плакать.

Затем вместе с отцом девушки мы принялись закапывать могилу. Когда мы закончили, я не утерпел и спросил у него, отчего его дочь – такая молодая и такая красивая – так рано умерла.

Ответ просто поразил меня:

– Тупая корова. Я всегда говорил ей, чтобы не занималась этим со своим кавалером на улице. Вот и схватила воспаление легких, ну и протянула ноги.

Мы буквально опешили.

Затем мы четверо вернулись с отцом в его дом, где уже накрыли стол для роскошных поминок по грузинским обычаям. Мы были поражены едой, которая находилась на столе, – годами мы не видели ничего подобного. Помимо маисовых лепешек и яиц с фруктами стол ломился от мяса, козьего сыра и домашней выпечки хлеба, от грузинского вина и коньяка. Когда около одиннадцати за нами явился охранник, ему тоже предложили угощение, от которого он не отказался.

Затем мы начали прощаться. Семья поблагодарила нас за помощь. Слегка пошатываясь, мы появились в караульном помещении, где ночной охранник встретил нас завистливыми замечаниями.

Чувствуя себя немножко предателями, мы рассказали нашим товарищам о «похоронах по-русски».

Глава 25 Штрафной лагерь. Голодовка и КГБ

Шла осень 1948 г. Потихоньку надвигалась зима. Мы все еще надеялись, что на Рождество будем дома. Случилось же нечто совсем иное.

Без предупреждений, как обычно бывало и со всем остальным, начальство произвело отбор. Все штабные офицеры, бывшие военнослужащие войск СС и сотрудники полиции, включая и тех, кого таковыми считал КГБ, а также и те, кто сражался с партизанами, получили приказ собраться для перевода в особый лагерь. Мы были раздавлены.

Было очень тяжело прощаться с теми, кто оставался и с кем мы столько всего вынесли за эти более чем три года. Мы едва успели назвать им наши домашние адреса, чтобы они запомнили их, как появился русский комендант:

– Ничего не могу поделать. Приказ из Москвы. Вы отличные работники, не только шахтному начальству, но и многим тут будет не хватать вас. Ничего, не беспокойтесь, скоро и вас отпустят, поедете домой.