На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта, 1939–1945 - [12]

В начале августа 1939 г. мне вдруг снова, к моему безграничному удивлению, дали возможность отдохнуть – целых 14 суток отпуска, которые я и провел в Швейцарии, – хотя уже тогда вовсю циркулировали слухи о возможной войне из-за осложнившихся отношений с поляками. Вероятно, власти хотели показать швейцарцам и через них всему мировому сообществу, что если офицер на действительной службе может позволить себе в такое время находиться за границей, значит, никаких разговоров о войне быть просто не может. Но не успели кончиться две недели, как меня вызвали в дивизию. Она находилась в состоянии повышенной боевой готовности – всем отпускникам срочно приказали вернуться в свои части.

– Будет война, – сказали друзья. Мои попытки разубедить их в этом успеха не возымели, и я поспешил в место расположения части в Киссинген наикратчайшим путем. Там все находились в приподнятом настроении. Хотя мы не очень-то верили пропагандистам Йозефа Геббельса, твердившим, что поляки намереваются напасть на нас, мы желали возвращения Германии «Польского коридора» и Данцига. Мы не очень-то рассчитывали на то, что поляки окажут серьезное сопротивление, предполагали легкую прогулку – нечто вроде того, что происходило в Чехословакии годом раньше. Мы не жаждали войны, поскольку Вермахт не успел еще подготовиться к ней, а наши старшие офицеры – забыть 1918 год. Но мы не думали, что британцы и французы придут на помощь Польше.

Глава 5 Блицкриг. Польша, 1939 год

Осеннее солнце ласково светило над головами. Наша 2-я легкая дивизия генерала Штумме[14] покинула пределы расположения, а с ней вместе двинулся и 7-й разведывательный (моторизованный) полк – два батальона[15]. С пригорка глаза наши невольно притягивал оставшийся позади Бад-Киссинген и Ронские горы, по склонам которых мы бывало проносились на лыжах.

Формально нам предстояло принять участие в «больших маневрах в условиях реального боя». Несмотря на наличие боевых боеприпасов, нам выдали только холостые.

Настроение у личного состава было отличное, контакт с эскадроном[16] у меня – превосходным. В процессе продвижения в восточном направлении мы прошли через Судетскую область и проследовали дальше за Прагу, приближаясь к границам рейха в районе Гляйвица. Местное население приветствовало нас всюду с цветами, угощало напитками.

– Идете в Польшу? – спрашивали нас.

– Нет, конечно, – отзывались мы, – у нас учения.

26 августа 1939 г. мы скрытно вышли к границе и расположились в лесополосе. Тут нам вдруг заменили холостые боеприпасы боевыми.

Более сомнений у нас не осталось – нас перебросили с целью вторжения.

Наступил момент показать, чему меня учили – побеждать противника быстро и решительно, с наименьшими потерями для себя. Я и понятия не имел, чего ожидать. Мы все еще чувствовали себя как на маневрах и подбадривали друг друга мыслью, что нам вовсе не стоит бояться поляков, поскольку их армия не располагает таким количеством активных штыков и заметно уступает нам в плане материальной части.

В районе сосредоточения я обходил эскадрон, заговаривал с бойцами – обменивался шутками с каждым. Они доверяли мне и не сомневались, что их «шеф» не допустит ненужных потерь.

31 августа пришел приказ: мы переходим в наступление в 04.50 утра 1 сентября[17].

Наши расчеты станковых пулеметов с их вооружением размещались в саду, принадлежавшем господину Августину, который прожил тут уже некоторое время до нашего появления. Его родители владели фабрикой в Лодзи, что в центре Польши.

– Хотите с нами? – поинтересовался я у него. – Вы превосходно владеете польским и могли бы стать полезным нам, работать переводчиком – помогать допрашивать пленных и устанавливать правильные контакты с местным населением.

Он согласился. Несомненно, он рассчитывал, что ему удастся повидаться с родителями. Мы обрядили его в форму военнослужащего Вермахта. На нарукавной повязке значилось «доброволец-переводчик».

На рассвете наши военно-воздушные силы промчались над границей, чтобы, как сказали нам, застать врасплох польских авиаторов и уничтожить их самолеты на земле. Данное обстоятельство придало нам бодрости. Нам сообщили, что наш ВМФ обстреливает порт Данцига и что началась высадка десанта с моря.

В составе моторизованного разведывательного полка мы двинулись вперед. На границе мы нашли одного-единственного таможенника. При виде одного из наших солдат этот перепугавшийся служащий просто поднял шлагбаум. Так без всякого противодействия мы вступили на землю Польши. Нигде не было видно ни одного польского солдата, хотя, по всему, они должны были бы быть здесь и готовиться к «вторжению» в Германию.

Я приказал эскадрону рассредоточиться. Мы передвигались своим ходом на широком фронте и скоро достигли первой польской деревни. Польские солдаты по-прежнему отсутствовали. На рыночной площади нам встретились довольно дружелюбно настроенные жители, которые даже предложили нам освежиться.

Где же польская армия?

У нас не проходило стойкое ощущение того, что мы все-таки на учениях, хотя мы углубились на территорию Польши на 15 километров. Бравые разведчики из передовых дозоров на мотоциклах с колясками прокладывали себе путь через поросшую густым лесом местность, чтобы прояснить обстановку. Я приказал бронемашинам следовать за передовыми и развивать успех.