На острие красных стрел - [80]

Этот поучительный эпизод не только высветил высокие морально-боевые качества комбата О, Мягкова, но и подтвердил еще раз железное правило: всякий командир, какого бы ранга он ни был, обязан вести постоянную активную разведку, в любую минуту знать положение не только противника, но и своих войск, в любое время суток наблюдать не только за действиями врага, но и за своими соседями, особенно теми, с которыми взаимодействует. Получив какие-либо сведения об изменениях в обстановке, нельзя довольствоваться констатацией фактов, надо сразу же принимать соответствующие решения и, не теряя ни минуты, действовать. Малейшее пренебрежение этим правилом приводило к тяжким последствиям: к невыполнению задачи, напрасно пролитой крови.

Я умышленно не назвал фамилию офицера, командовавшего тогда первым батальоном. В полку он был не на плохом счету. В предыдущих боях не раз проявлял храбрость и решительность. Но здесь допустил необъяснимую оплошность, которая дорого обошлась и батальону О. Мягкова, и полковым разведчикам.

В Южной Словакии мы вели бои до 20 января 1945 года, затем по приказу командующего 2-м Украинским фронтом, совершив стокилометровый марш, в составе дивизии заняли оборону южнее Будапешта на острове Чепель. Еще через месяц дивизия была выведена в район станции Фот, что у северной окраины Будапешта, где занималась боевой и политической подготовкой, завершившейся батальонными тактическими учениями с боевой стрельбой.

5 марта она в полном составе прибыла по железной дороге в район Бухареста для несения службы на сторожевых заставах вокруг столицы Румынии. Там и застала нас радостная весть о Великой Победе над фашистской Германией.

Глава тринадцатая. После войны

В начале лета 1945 года 38-я стрелковая дивизия совершила свой последний марш: в столицу Болгарии — прекрасный город Софию, где и была расформирована.

Честно признаться, свои дальнейшие жизненные планы я тогда нисколько не связывал с армией. В мечтах о будущем чаще всего видел себя учителем сельской школы, и, случалось, в ушах моих будто наяву звенели жизнерадостные ребячьи голоса. Наверное, мне, как и всем другим фронтовикам, изрядно надоела война, поэтому и тянуло к мирной жизни. Но кадровики сказали: ты, старший лейтенант, молод, здоров, имеешь большой боевой опыт — такие офицеры нашей армии еще пригодятся. «Ну что же, — думал я, — коль так, послужу еще немного, пока старшие возрасты демобилизуются, а там через год-два и до меня очередь дойдет...»

В последних числах августа я прибыл в полк офицерского состава, располагавшийся в городе Белая Церковь. Здесь офицеры получали назначение и убывали отсюда в различные концы страны. Мне было предложено учиться «по своему профилю»... Я охотно согласился, потому что после учебы предполагалась работа, хотя и трудная, зато романтичная.

Однако когда все уже, казалось, было решено окончательно, в мою судьбу вдруг вмешалось большое начальство... Ничего не объясняя, четверых младших офицеров (в том числе и меня) представили начальнику штаба Киевского военного округа генерал-майору Г. А. Тер-Гаспаряну, Оглядев нас очень внимательно, генерал сказал мне:

— Вы будете работать за этим столом.

На том столе я увидел около десятка телефонов...

— А кем? — вырвалось у меня. — Дежурным?

Генерал хитровато улыбнулся, лукаво сверкнули его черные, как смоль, глаза.

— Вот посидите возле телефонов, тогда и узнаете, кем...

Так я оказался адъютантом.

Летом 1946 года мне удалось наконец вырваться в долгожданный отпуск. Сколько думалось, сколько мечталось о встрече с родными и близкими! И вот я в родном доме — живой, здоровый, какое счастье! Мама припала к моей груди, слезами радости окропила ордена и медали, затем, отпрянув, теплыми ладонями нежно и ласково стала гладить по щекам, словно убеждаясь, что сын перед нею наяву, а не во сне.

— Алешатка, кровинушка моя, — шептала мама, и я не мог сдержать своих слез.

А отец... Отец стоял немного в стороне, терпеливо ожидая своей очереди обняться с сыном. Он расправлял пышные усы, и глаза его блестели молодо, с озорством.

И вот я уже в железных объятиях отца. Долго и осторожно он похлопывал меня своими ручищами-кувалдами по спине, по плечам. Затем внимательно рассмотрел ордена. Довольно крякнув, сказал:

— Молодец, Алексей, и голова у тебя цела, и вся грудь в орденах! Правильно, значит, воевал, с умом...

— Не без ума, конечно. Это ты, батя, верно заметил. Но я бы, наверное, сто раз погиб, если бы не мои разведчики... И еще майор — Василий Иванович Петров однажды от верной смерти спас.

— Но и ты небось людей из беды выручал?

— Конечно, батя. Они — меня, я — их. Без этого нельзя. Взаимовыручка — большое дело!

— Вот-вот! Так и у меня было, когда воевал... — Отец умолк на некоторое время, вспоминая что-то свое. Затем заговорщически подмигнул мне: — Ну-ка, сынку, дай-ка я твой мундир примерю...

Мать, услышав, запротестовала:

— Чего это ты, старый, надумал? Не по тебе этот парад.

Отец не стал надевать мундир, только на плечи его набросил, но возле зеркала все же покрасовался, лихо подкручивая усы.

— Эх, жаль: не те у меня годы, а то и я бы с удовольствием повоевал!