На острие красных стрел - [79]

Ночью меня вызвал командир полка. Он заметно нервничал. Минуту назад по радио Мягков ему доложил о том, что несет большие потери и вынужден отойти. Что-то еще очень важное хотел сказать комбат, но не успел — связь прервалась... Не было связи и с первым батальоном.

— Зайцев, в чем дело? Почему не можем взять эту деревню? Откуда появился танковый резерв?

— Я вам докладывал о группе танков...

— Что-то вы, разведчики, недоглядели. Надо срочно послать группу, проверить... Сейчас же! Взвод Шеховцова. Пусть зайдет с тыла, возьмет «языка». В крайнем случае, наделает шуму, а мы этим воспользуемся... Как в тот раз, когда брали Боршодсирак. Тогда здорово получилось!

Да... Но тогда была совсем другая обстановка. Тогда мы заранее наметили объект нападения, обсудили план действий. А сейчас предстояло, можно сказать, проводить поиск вслепую...

Как же не хотелось мне посылать Шеховцова и его разведчиков в эту черную непроглядную ночь! Надо бы и самому с ними пойти, но командир предупредил:

— Будь здесь. Ты мне нужен.

Получая задачу, Шеховцов хмурился. Даже для него, лихого разведчика, всегда готового на самое трудное дело, хуже «слепого» поиска ничего не было...

Посветив на карту фонариком, я посоветовал Алексею:

— Попытайся пройти вот здесь, на правом фланге, по речке Сэограги, за высотой 225. Может быть, лугом удастся выйти к западной окраине...

Отправляя Шеховцова в разведку, хотелось мне ласково, как брата родного, обнять его на прощанье... Но подобное для нас, разведчиков, перед заданием просто недопустимо. И я лишь сказал ему хриплым, вдруг осевшим голосом:

— Будь осторожнее, Алеша...

Проникнуть в тыл противника взводу Шеховцова не удалось.

Как это было, мне напомнил в своем письме участник того поиска Михаил Григорьевич Соловей: «Мы медленно и осторожно продвигались между шоссейной дорогой и железнодорожным полотном? Затем бросками по одному пересекли шоссейку и оказались на нейтральном кукурузном поле. Впереди нас загорелись две большие кучи соломы. Наверное, немцы специально их подожгли, чтобы все вокруг освещалось. Нам пришлось долго лежать на месте, ожидая, когда сгорит солома. Затем мы проползли по-пластунски еще метров двести, все дальше пробираясь во фланг противнику.

Рассвет наступил как-то незаметно и быстро и застал нас на совершенно ровном поле. Укрыться было негде. Немцы нас заметили, огнем из автоматов и пулеметов прижали к земле так, что головы не поднять.

Мы оказались в очень трудном положении. Отходить нельзя — на ровном поле всех перебьют. Единственный выход — атака. Мы уверены были, что старший сержант А. Шеховцов примет самое верное решение. И он его принял. «Внимание, взвод, приготовиться к атаке! — услышали его голос. — Всем огонь по фашистам!» Мы открыли огонь из автоматов. Шеховцов стрелял по немцам из их же трофейного ручного пулемета. Затем он поднялся во весь рост: «Взвод, за мной, в атаку! Ура!» И рванулся вперед, поливая фашистов свинцом. Немцы не выдержали нашего яростного натиска и бросились бежать. Мы гнали их, наверное, с полкилометра, как вдруг из-за скирды выскочил немецкий пулеметчик и полоснул по нам огнем в упор. Мгновенно среагировав, Шеховцов успел выпустить по нему очередь и тут же упал сраженный насмерть.

С еще большей ненавистью набросились мы на фашистских гадов. Тогда они накрыли нас огнем из минометов. Мины рвались чуть ли не на каждом квадратном метре земли. Пришлось залечь в воронках. Пользуясь этим, гитлеровцы перешли в контратаку и немного нас потеснили. Пытались было унести тело нашего командира, но мы им не дали совершить такую подлость...»

Так погиб Алеша Шеховцов, наш замечательный боевой товарищ, бесстрашный, умелый разведчик, полный кавалер ордена Славы.

Когда взвод Шеховцова, выйдя во фланг противнику, завязал бой, Мягков немедленно поднял свой батальон в решительную атаку. Через час Гемерска Паница была освобождена. А первый батальон, как ни странно, по-прежнему оставался на исходной позиции, будто рядом вовсе ничего не происходило. Оставались на месте и немцы, закрепившиеся на высоте. Бездействие соседа вывело Мягкова из себя. Докладывая по радио командиру полка о взятии Гемерской Паницы, он доложил и о том, что командир первого батальона не счел нужным оказать ему поддержку в сложной обстановке, в результате чего понесены лишние потери и остается серьезная угроза со стороны гитлеровцев, закрепившихся на высоте. Командир первого батальона, тоже слышавший этот доклад, вклинился в разговор и объяснил командиру полка, что никаких сигналов от соседа не получал и просьб о помощи тоже никаких не поступало. Мягков взорвался: «Какие сигналы? Какие еще нужны сигналы!» Узнав о том, что его связной, будучи тяжело раненным, до соседнего батальона не дошел, Мягков нисколько не успокоился, потому что даже и это обстоятельство, по его мнению, не могло быть оправданием бездействию соседа.

В полку многие считали, что характер у Мягкова соответствует его фамилии. В какой-то мере это было верно. Во взаимоотношениях с сослуживцами Олег Николаевич и в самом деле был мягок, к подчиненным относился чутко и заботливо. Однако в бою преображался, проявлял твердость и решительность, инициативу, постоянно вел своими силами активную разведку противника, немедленно учитывал полученные данные, в ходе боя помнил не только свою задачу, но и общую задачу полка, не упускал ни малейшей возможности нанести врагу как можно больший урон, не забывал о соседях, внимательно следил за их действиями; если кому-то бывало туго, приходил на помощь, а если сосед при его активной поддержке мог получить успех, действовал не раздумывая. Естественно, и сам рассчитывал на такое же умное, тактически грамотное отношение и к себе со стороны соседей. И когда случалось наоборот, то вопреки мягкому своему характеру возмущался беспредельно.