На окраине города - [10]

«Ну вот, так оно и есть. Киселев уже, конечно, озлоблен этими разговорами на бюро и на собраниях. Потом, вероятно, и от начальства стройки перепало ему. А тут еще райком. И все это так сухо и нетерпеливо, по заведенной традиции: «Провинился — накачаем, будь здоров». М-да… Тут, пожалуй, не так надо действовать. Но и уговорами тоже ничего не добьешься. Как быть?»

Николай Груздев постучал молоточком, укрепляя гвоздики в рамке.

Виктор вдруг отметил, что мелькающие в такт ударам сильные руки Николая, оказывается, до ногтей осыпаны бледно-желтыми веснушками. «Интересно, а ладони? — неожиданно подумал он с любопытством, но тут же рассердился: — Лезет всякая ересь в голову».

— Ты получил, Николай, на складе мячи и шахматы? — подымаясь, спросил Виктор Груздева.

— А вон они лежат — показал тот рукой, в которой был зажат молоток, на угол. — Не растеряли чтобы там их, на гулянке-то. На моем подотчете они. — Николай выпрямился и посмотрел на Виктора. — Смотри, чтобы водки поменьше ребята брали, а то перепьются, возись тогда с ними.

— Водку, я думаю, мы вообще брать не будем, — сказал Виктор.

Николай как-то недоверчиво рассмеялся:

— А что это за поездка на озеро без водки? К тому же с ночевой. Мы всегда брали.

— Нельзя, Николай. Мы едем отдыхать, а не устраивать попойку на лоне природы.

— Вообще-то… — начал он снова, но не договорил, увидев входящего председателя постройкома. И сразу вспомнил о лежащем на койке Киселеве.

— Здравствуйте! — сердито поздоровался Рождественков и остро глянул на обоих. — Так я и знал. Пьяные у них на койках полеживают, а они — и воспитатель, и комендант — сидят в каптерке и сном-духом об этом не знают.

— Мы его и притащили, — хмуро ответил Николай. Виктор заметил, что Груздев недолюбливает Рождественкова.

— Откуда притащили? — живо вскинул на него глаза Александр Петрович. — Где он пил?

— Где пил, нам про то не докладывал, — ответил Груздев. — А притащили на кровать мы его из умывалки.

— Соберите материалы о нем и — гнать надо со стройки пьяницу. А то, глядя на него, и другие примутся выпивать. И будет здесь не молодежное общежитие, а вытрезвитель. У вас по плану сегодня что? Ах да, поездка на озеро. Смотрите, чтобы эта история не повторилась там.

— А что он с ними сделает, если ребята тайком водку возьмут? — вступился Николай. — Не будет же Лобунько их обыскивать.

— Это вообще недостойно человеческой личности, — вставил Виктор.

— Ну, о личности тут разговор не идет, — безапелляционно ответил Рождественков, не глядя на Лобунько. — Это дело общественное, все общество и должно бороться с таким злом, как алкоголь. И ничего зазорного не будет в том, если кто-то культурненько и осмотрит рабочих, когда они усядутся на машину.

— Ну уж, знаете… — возмутился Виктор. — Моя работа — это их сознание, их жизнь и дела, а не их карманы.

Александр Петрович криво усмехнулся:

— А вы, собственно, напрасно и вспыхнули. Я ведь не сказал, что это должны сделать именно вы. Если уж вы так щепетильны, то это с успехом может провести, скажем, Груздев. Он, вроде, поближе к рабочей массе, да и сам-то попроще. Правда, Груздев?

Николай ничего не ответил, взял график и сказал Виктору таким завидно равнодушным голосом, словно, кроме них, в комнате никого не было:

— Так я думаю, что мы вывесим график в красном уголке, Виктор? Там все его будут видеть.

— Пожалуй, — чуть не засмеялся Виктор от какого-то сложного, чуть не радостного чувства, увидев, каким бешенством загорелись глаза Рождественкова при этой невидимой пощечине, отпущенной ему Груздевым.

Николай ушел, что-то мурлыча себе под нос. Неловкое молчание все больше разъединяло Рождественкова и Виктора.

— Ну я пошел, — сухо сказал, наконец, председатель постройкома, а подойдя к двери, неторопливо обернулся: — А вы не забудьте подготовить дело относительно Киселева. Иначе мы и без вас его судить будем. Как воспитатель, вы обязаны прислушиваться к мнению профсоюзной организации.

«Подготовить дело, — подумал Лобунько. — А ему девятнадцать лет. Он только жить начинает». Взгляд Виктора упал на красивую подставку для приемника. — Но есть же в Киселеве и что-то хорошее. Вся беда в том, что плохое видеть легче: оно на виду».

Виктор и сам не заметил, как дал волю мыслям, которые в последние дни упорно не покидали его. Но за стеной лежал на койке пьяный Киселев, и надо было что-то предпринять, так как жизнь этого юноши во многом будет зависеть от умения воспитателя принять верное решение.

Виктор вышел в коридор и в раздумье прошел в комнату, где жил Киселев. Знаменитый дебошир спал, по-ребячьи сжавшись в калачик, безмятежно посапывая дерзко вздернутым носом.

«Иначе мы и без вас судить его будем», — вспомнились слова Рождественкова и жалость шевельнулась в сердце Лобунько. «Нет, нет, — подумал он, — прежде надо узнать, так ли уж плох Киселев, что ему одна дорога — в суд. Сегодня же или завтра познакомлюсь с ним поближе. А как же быть, если ребята возьмут с собой водку на вылазку? А если поговорить с Жучковым. Да, пожалуй, нужно поговорить с ним, его все знают, он всех знает…»

8

В это субботнее утро Леня Жучков был так занят своими беспокойными мыслями, что Горелову то и дело приходилось окликать его: