На охотничьей тропе - [45]
У Благинина неприятно засосало под ложечкой.
— Валентина Михайловна очень хорошая девушка, — продолжал заведующий участком, и Ивану показалось, что его голос звучит насмешливо. Он посмотрел на Прокопьева, у того в глазах бегали хитроватые весёлые искорки.
— Может она и хорошая, да мне это ни к чему.
— Это я между прочим. Человек ты молодой да неженатый. В таких годах девушками в первую очередь интересуются. Так ты сходи!
«Смеётся! И правильно делает, а то возомнил, что Валентина в тебе души не чает», — думал Благинин.
— Сам прочтёшь эти книги и другим дай прочитать, — наказывал Прокопьев. — Они объяснят всё, что ещё многим неясно. Особенно о Мичурине.
— Нет уж, Сергей Селивёрстович, увольте вы меня от этой нагрузки. Пошлите лучше кого-нибудь другого. Хотя бы Ермолаича.
— Зачем же? Сходить тебе надо, дело этого требует. Прошу!
Последние слова: «Дело требует» и «Прошу» — Прокопьев сказал как-то по-особенному, с нажимом, будто хотел их выделить.
— Хорошо… я схожу.
— Давно бы так. Да поинтересуйся её работой по разведению зверей, — улыбнулся Прокопьев и многозначительно добавил: — И ещё кое-чем поинтересуйся…
Медленно двигаясь на лыжах по проложенной кем-то лыжне, Иван думал над тем, почему так настаивал Прокопьев на его посещении Валентины Михайловны. «Почему именно я, а не кто другой? Тут что-то есть. И эти слова: «ещё кое-чем поинтересуйся». Чем? Да нет, мне только кажется в его словах какой-то скрытый смысл»…
В раздумье Иван незаметно прошёл займище. В камышах намело сугробы снега, издали похожие на большие солдатские каски. Поднялся на холм у зверофермы.
Вспомнилось, как здесь, на самой вершинке, стояла Валентина, стройная и красивая. Лучи солнца падали на её лицо, отчего оно было ещё привлекательнее. Тоскливо заныло сердце. «Зачем вспоминаешь, зачем тревожишь себя напрасно». И не хочется уже встречаться с ней, завернуть бы сейчас лыжи, скатиться с холма и помчаться по снежной равнине назад, к избушке, чтобы встречный ветер развеял невесёлые думы. Да нельзя, ведь дал заведующему участком обещание сходить. И охотники ждут с литературой.
Несмело открыл знакомую тесовую калитку. Встречает не дед Платоша, как всегда, а другой, совсем незнакомый сторож, завёрнутый до самых глаз в овчинный тулуп.
«И люди уже новые появились, — подумал Благинин. — Как я давно здесь не был. Пожалуй, около месяца».
Схватив ручку двери, ведущей в квартиру Валентины Михайловны, Иван в нерешительности остановился. Сердце забилось учащённее.
«Войти ли? — подумал Благинин. — О чём говорить с ней? И слов-то не найдёшь. Неловкость какая-то…»
После недолгого раздумья решил: «Зайду, спрошу книги, возьму их и уйду».
Валентина Михайловна встретила его, как долгожданного гостя.
— Иван Петрович! Ванюша, здравствуй, здравствуй! — трясла она его руку, а лицо светилось радостью. — Ты что же не показываешься?
— Времени нет по гостям расхаживать. Сейчас самая добыча пошла. Да и ни к чему…
— А ведь я ждала тебя. Думаю, вот придёт, вот придёт, а ты, как в воду канул, — весело говорила Валентина, не замечая грубоватого ответа Ивана..
«Притворяется! — подумал Благинин. — Будто в самом деле ждала. А может быть и ждала, да меня ли?»
— Я уж спрашивала Сергея Селивёрстовича: не заболел ли ты, так он успокоил меня.
— Болеть нам тоже времени нет.
Да ты чем-то недоволен. Случилось что-нибудь? — беспокойно спросила Валентина.
— Я? Нет, я всем доволен.
— Так в чём же дело?
— Я пришёл, Валентина Михайловна, именно по делу.
— Нет-нет, сначала чаю попьём, а потом о деле. — И Валентина стала накрывать стол. — Продрог, наверное…
— А чай распивать мне тоже некогда. Меня прислал Прокопьев за книгами по звероводству.
— Книги я вот подобрала, возьмите, — и обиженно добавила: — Не такой встречи с тобой я ждала, так давно не виделись и… Ты так изменился за это время.
Благинин взял со стола связанную бечёвкой стопку книг и шагнул к двери, бросив на ходу:
— В степи морозом дурь из головы повыгнало. Прощайте, Валентина Михайловна.
— Почему прощайте? До свидания… Ванюша!
Валентина подошла к окну и, провожая взглядом Благинина, который, чуть сгорбившись, шёл по двору зверофермы, думала: «Что с человеком делается? Какой он непонятный, сегодня даже груб, и всё-таки я его люблю…»
Возвратившись в избушку на Караголе, Благинин застал в ней только заведующего участком и деда Нестера, о чём-то вполголоса разговаривающих, остальные ушли на промысел. Разбирая книги, принесённые Благининым. Прокопьев поинтересовался:
— Ну как Валентина Михайловна поживает?
— А что ей, живёт в своё удовольствие.
Прокопьев внимательно посмотрел на охотника.
— Ты что-то, Иван Петрович, ещё более мрачным вернулся со зверофермы, а я, признаться, другого ожидал. Или общего языка не нашли?
— Это вы о чём? — Благинин удивлённо поднял брови.
— О тебе, о твоих отношениях к Валентине Михайловне.
— Что у нас может быть общего, я даже как следует с ней и не знаком.
Прокопьев улыбнулся.
— Не хитри, Иван Петрович. Любишь ведь ты её.
— Откуда вам это известно?
— И она тебя любит. Блуждаете в потёмках и никак друг друга найти не можете.
— А вы… Ведь вы тоже её любите?
— Я?! — удивлённо воскликнул Прокопьев и расхохотался. — Нет, брат. По секрету тебе скажу: бываю у неё частенько. И зачем, ты думаешь? Помогает она мне. В заочном институте учусь, одному тяжело, во многом не могу разобраться. Я и попросил Валентину Михайловну позаниматься со мной. Как свободное время, так я к ней. Многое она мне растолковала. Ну вот хотя бы вопрос о наследственности или скрещивании зверей. Раньше я в этом был, как рыба на мели, бьюсь, бьюсь о гальку, а до глубины никак добраться не могу. А теперь уж не то. Спасибо Валентине Михайловне. И тебе советую: попроси её взять к себе в ученики. Она и тебе поможет в институт подготовиться.
Однажды, разбирая архивные документы о гражданской войне в Сибири, я натолкнулся на приказ Реввоенсовета 5-й Красной Армии № 1117 от 26 декабря 1919 г., изданный по случаю победы над Колчаком и объединения с сибирской партизанской армией Ефима Мефодьевича Мамонтова. В этом документе есть такие строчки: «Навстречу шедшей в Сибирь Красной Армии поднялись тысячи восставших крестьян, соединившихся в полки. Самоотверженная борьба почти безоруженых партизан навеки врежется в память поколений, и имена их будут с гордостью произноситься нашими детьми».
Герои произведений, входящих в книгу, — художники, строители, молодые рабочие, студенты. Это очень разные люди, но показаны они в те моменты, когда решают важнейший для себя вопрос о творческом содержании собственной жизни.Этот вопрос решает молодой рабочий — герой повести «Легенда о Ричарде Тишкове», у которого вдруг открылся музыкальный талант и который не сразу понял, что талант несет с собой не только радость, но и большую ответственность.Рассказы, входящие в сборник, посвящены врачам, геологам архитекторам, студентам, но одно объединяет их — все они о молодежи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть «Клавка Уразова» принадлежит перу Зои Алексеевны Ерошкиной, автора, известного уже на Урале своей повестью «На реке». Зоя Алексеевна Ерошкина, человек старшего советского поколения, родилась в Прикамье, выросла на Каме. С 30-х годов она занималась литературоведческой работой, была одним из сотрудников «Уральской советской энциклопедии».
Советские геологи помогают Китаю разведать полезные ископаемые в Тибете. Случайно узнают об авиакатастрофе и связанном с ней некоем артефакте. После долгих поисков обнаружено послание внеземной цивилизации. Особенно поражает невероятное для 50-х годов описание мобильного телефона со скайпом.Журнал "Дон" 1957 г., № 3, 69-93.
«Кто-то долго скребся в дверь.Андрей несколько раз отрывался от чтения и прислушивался.Иногда ему казалось, что он слышит, как трогают скобу…Наконец дверь медленно открылась, и в комнату проскользнул тип в рваной телогрейке. От него несло тройным одеколоном и застоялым перегаром.Андрей быстро захлопнул книгу и отвернулся к стенке…».