На ножах со всем существующим - [36]

В проекте освобождения за оружием стоит желание раз и навсегда разрушить господство и заставить боссов заплатить за тот ущерб, который они нам нанесли. Существует классовая ненависть эксплуатируемых к эксплуататорам. Существует конкретное материальное различие между теми, кто унижает, и теми, кто постоянно терпит унижение и желает истребить тех, кто унижает.

Всё это радикально отличается от идеологической болтовни о порядке и защите отечества.

1989

Я думаю, что в организации этой конференции есть странное противоречие между формальным аспектом -такой красивый зал (впрочем, это вопрос вкуса), я, сидящий наверху, большинство товарищей внизу, некоторых я хорошо знаю, других нет - и содержательным аспектом: попыткой обсуждать проект, направленный на разрушение всего этого. Как будто кто-то хочет сделать две разные вещи одновременно.

Данное противоречие коренится в самой жизни. Мы принуждены использовать инструменты правящего класса для подрывного и разрушительного проекта. Мы живём в отвратительном и ужасном мире, а в голове у нас прекрасные мечты.

У анархистов много проектов. Как правило, все они -творческие, однако в самом их центре находится разрушительный проект, основанный не только на воображении, но и на социальной реальности вокруг нас.

Исходя из этой реальности, мы предполагаем, что сегодняшнее общество движется к серии разрушительных извержений, поскольку его раздирают серьёзные противоречия.

Человек с улицы тоже думает о возможных социальных потрясениях. И как он их себе представляет? А вот как: вооружённые люди, горящие и перевёрнутые машины, разрушенные здания, плачущие дети, матери, мечущиеся в поисках своих малюток... Проблема, однако, заключается в том, что и для многих анархистов будущие социальные взрывы рисуются в тех же тонах. Когда речь заходит о революционной и повстанческой борьбе, многие воображают сцены Французской революции, баррикады, руины Парижской коммуны.

Разумеется, восстание не обходится без всего этого. Но одновременно оно - нечто большее. Повстанческий и революционнный процесс включает в себя эти сцены, но также и многое другое. Мы сегодня собрались здесь как раз для того, чтобы это получше уяснить.

Давайте избавимся от идеи восстания как баррикады и посмотрим, чем может стать восстание сегодня, а не в 1830-м, 1848-м или 1871-м году.

Мы живём в мире, где промышленное производство стремительно трансформируется, в обществе, которое обычно описывается как «пост-индустриальное». Нам говорят, что компьютерные сети стали важнее сталелитейных гигантов, а сфера услуг приносит такие же прибыли, как милитаристский бизнес.

И вот некоторые товарищи, ознакомившись с этими определениями и анализами, приходят к выводу, что старые революционные модели больше не годятся, что необходимо искать новые пути и что эти пути по необходимости отрицают старые.

Выраженные таким образом, вещи кажутся более логичными. Мы легко впечатляемся «новыми путями» и начинаем отрицать все старые модели. Но подождите минуту.

Я не хочу злоупотреблять здесь литературными цитатами, но однажды было сказано, что сила революционера определяется его способностью соединить будущее с элементами прошлого. Иными словами: поженить нож наших предков на компьютере наших потомков. Неплохо звучит, не так ли?

Я говорю это не потому, что испытываю тоску по миру, где противника атаковали с тесаком, зажатым между зубами, а потому, что считаю революционные инструменты прошлого по-прежнему действенными. В прошлом люди умели найти простые способы, чтобы ответить на давление власти. Почему же они должны утратить это умение в будущем? Глупо недооценивать традиционную силу народного восстания.

Взглянем на вещи трезво. Всегда что-то не срабатывало в капиталистическом проекте. Утопия капитала содержит в себе нечто технически ошибочное: она пытается одновременно делать три вещи, противоречащие друг другу. Во-первых, гарантировать благополучие меньшинства; во-вторых, эксплуатировать большинство до границ выживания; и в-третьих, препятствовать восстанию большинства якобы в его же интересах (во имя его прав).

Теперь зададим себе вопрос: исчезли ли эти противоречия в «пост-индустриальном» обществе? Нет, они не исчезли. Компьютерная операция в каком-нибудь миланском небоскрёбе может запустить текстильное производство где-нибудь в Малайзии. Обещает ли это лучшую жизнь? Может быть - кое-кому. Во всяком случае, не всем. Если бы современный капитализм мог действительно качественно улучшить жизнь всех, тогда мы могли бы спокойно отправиться домой - мы все стали бы приверженцами капиталистической идеологии. Но проблема в том, что улучшение обеспечено немногим и что этот привилегированный слой всё более закрывается в себе. Привилегированные будущего найдут себя примерно в той же ситуации, что тевтонские рыцари Средних веков: запертыми в крепости «равнопривилегированных», окружёнными крепкими стенами, за которыми - бесчисленные бедняки, пытающиеся проникнуть в крепость.

В настоящее время группа привилегированных включает в себя не только крупных капиталистов, но и социальный слой, состоящий из средних и верхних кадров. Это очень большой слой, даже если он крайне ограничен по сравнению с массами эксплуатируемых. Можно назвать этот слой «включёнными». Что же вы думаете: эти включённые, живущие в «крепости», действительно окружают себя стенами, колючей проволокой, армией, полицией и телохранителями? Лично я так не думаю.