На новой земле - [5]

Шрифт
Интервал

— И сколько тебе лет? Три? Или триста? — спросил отец.

Акаш ничего не ответил, рассматривая пол около носка сандалии.

— Мам, я пить хочу, — сказал он вдруг капризно, дергая ее за юбку.

— Подожди минуту, Акаш.

Отец совсем не изменился. Несмотря на преклонный возраст (ему было уже под семьдесят), глаза его оставались ясными, подбородок был по-прежнему тверд, а кожа — чиста, хоть морщин заметно прибавилось. Он был все так же крепок, и волосы его, хоть и поседели, были густы, как раньше. «Гораздо гуще моих», — с печальным удивлением отметила Рума. После рождения Акаша волосы у нее буквально посыпались, ей страшно было глядеть утром на подушку, так много оставляла она на ней темных прядей. Хотя доктора уверяли, что в этом нет ничего страшного и что волосы отрастут снова, в ванной у нее стояла целая батарея дорогостоящих шампуней против выпадения волос и средств для стимуляции их роста. Отец выглядел бодрым, отдохнувшим, опять-таки в отличие от самой Румы, которая в последнее время едва ноги носила. Она знала, что выглядит из рук вон плохо, темные провалы под глазами стали так заметны, что она начала запудривать их, даже если целый день оставалась дома. К тому же она слишком быстро набирала вес. Когда она была беременна Акашем, в первом триместре она даже похудела, но сейчас опережала график на добрый десяток фунтов — видимо, потому, что постоянно доедала за Акашем и почти перестала ходить пешком. Ей пришлось раньше времени заказать по каталогу брюки с эластичной вставкой на животе, а лицо так неприятно оплыло, что она не могла без содрогания смотреть на себя в зеркало.

— Акаш, поздоровайся с даду, — сказала Рума, легонько подталкивая сына вперед. Она поцеловала отца в щеку. — Ну, как ты добрался? Долго ехал от аэропорта?

— Нет, ровно двадцать две минуты. — Отец всегда точно знал, сколько времени он потратил на поездку. Даже до возникновения электронных карт он мог с точностью до минуты указать время, затраченное на передвижение от дома до офиса, до их любимого супермаркета или до квартир его друзей.

— Бензин тут дороже, чем у нас, — добавил отец. И хотя он сказал это без тени раздражения, Руму укололо чувство вины, что бензин в Сиэтле дороже, чем в Пенсильвании.

— Наверное, ты устал с дороги? Перелет был долгим…

— Я устаю только вечером, дочь. Иди-ка сюда, — обратился он к Акашу. Он поставил чемодан на землю, слегка нагнулся и расставил руки.

Но Акаш прижался головой к ногам матери и не двинулся с места.

Они вошли в дом, на пороге отец наклонился, развязывая шнурки, и Рума заметила, что руки его слегка дрожат.

— Баба, иди сюда, в гостиную, тебе здесь будет удобнее, — позвала Рума, но отец упрямо снял кроссовки в прихожей, аккуратно поставил их рядом с вешалкой, а потом выпрямился и огляделся вокруг.

— А почему даду снял ботинки? — спросил Акаш.

— Потому что ему так удобнее.

— Я тоже хочу снять сандалики. — Акаш топнул ногой в паркет.

Это была еще одна из детских традиций, которую Рума перестала соблюдать, сама не помнит когда и почему, — в родительском доме всегда ходили босиком. Но она проигнорировала требование Акаша и повела отца по дому. Дом был большой, комнаты просторные, красиво отделанные, более нарядные и хорошо обставленные, чем те, в которых она провела детство. Акаш шел за ними следом, иногда забегая в ту или иную дверь, затем с шумом выбегая обратно в коридор. Дом был построен в 1959 году, его когда-то спроектировал для себя один известный архитектор, и после покупки Рума и Адам решили воссоздать в нем первозданную атмосферу. Потихоньку дом заполнялся мебелью периода шестидесятых: дорогими диванами, обитыми шерстяной тканью приглушенных цветов, длинными, низкими книжными шкафами на ножках. В нескольких кварталах, в конце уходящей вниз узенькой и короткой улицы, раскинулось озеро Вашингтон. Окно в гостиной выходило прямо на него, а за столовой была устроена застекленная терраса, с которой открывался еще более чудесный вид: налево — Сиэтл, а прямо — величественный горный хребет Олимпик. Заснеженные пики гор, казалось, подпирали наползающие на них белоснежные облака. Хотя Рума и Адам не хотели покупать дом в пригороде, после пяти лет жизни в тесной квартирке на первом этаже дом на озере, где, сидя на террасе, можно было наблюдать переливы закатного неба, показался им райским уголком.

Рума махнула рукой в сторону двух мостов, перекинутых через озеро, — одной из самых впечатляющих местных достопримечательностей. Несмотря на свои размеры, в центре озера мосты крепились на понтонах, так как там было слишком глубоко. Отец проследил глазами за движением ее руки, но ничего не сказал. Рума невольно вздохнула. Мама точно вела бы себя иначе: охала и ахала, глядя на открывающийся вид, прошлась бы взглядом по обстановке комнаты, наверняка предложила бы что-нибудь изменить — ну хотя бы заменить зеленые занавески на серебристо-серые. А отец молча мерил гостиную шагами, будто измерял ее в длину и ширину. Рума вспомнила, что он всегда так делал, даже когда помогал ей переезжать в студенческое общежитие, а потом, после колледжа, в ее первую съемную квартиру. В голову ей невольно пришла картинка, от которой она чуть не фыркнула вслух: отец приезжает на пьяццу Сан-Марко и, вместо того чтобы слушать гида, нарезает круги вокруг площади, запоминая ее размеры.


Еще от автора Джумпа Лахири
Низина

Роман Джумпы Лахири — лауреата Пулитцеровской премии — классическая семейная сага, в центре которой два брата. Мальчишки счастливы в родительском доме на краю низины, где растут водяные гиацинты и где им знаком каждый уголок. Они не представляют жизни друг без друга. Но когда они вырастут, им предстоят разные пути-дороги и любовь к одной и той же женщине. Для младшего эта любовь станет счастьем, а для старшего — драмой на всю жизнь…


Тезка

«Тезка» — первый роман Джумпы Лахири — тонко написанная история, трогательная семейная драма, которая освещает такие близкие автору темы, как жизнь эмигрантов, столкновение разных культур, конфликты поколений.Первый сборник рассказов Джумпы Лахири — «Толкователь болезней» потряс литературный мир и получил Пулитнеровскую премию в 2000 году.У героя романа уникальное имя — Гоголь….Он из принципа не открывает книгу своего «тезки», подаренную ему отцом. Гоголь меняет имя, пытается обзавестись семьей, но в какой-то момент вдруг осознает, что его избранницы-американки ему чужды.


Рекомендуем почитать
Весь мир Фрэнка Ли

Когда речь идет о любви, у консервативных родителей Фрэнка Ли существует одно правило: сын может влюбляться и ходить на свидания только с кореянками. Раньше это правило мало волновало Фрэнка – на горизонте было пусто. А потом в его жизни появились сразу две девушки. Точнее, смешная и спортивная Джо Сонг была в его жизни всегда, во френдзоне. А девушкой его мечты стала Брит Минз – красивая, умная, очаровательная. На сто процентов белая американка. Как угодить родителям, если нарушил главное семейное правило? Конечно, притвориться влюбленным в Джо! Ухаживания за Джо для отвода глаз и море личной свободы в последний год перед поступлением в колледж.


Спящий бог 018

Книгой «СПЯЩИЙ БОГ 018» автор книг «Проект Россия», «Проект i»,«Проект 018» начинает новую серию - «Секс, Блокчейн и Новый мир». Однажды у меня возник вопрос: а какой во всем этом смысл? Вот я родился, живу, что-то делаю каждый день ... А зачем? Нужно ли мне это? Правильно ли то, что я делаю? Чего же я хочу в конечном итоге? Могу ли я хоть что-нибудь из того, к чему стремлюсь, назвать смыслом своей жизни? Сказать, что вот именно для этого я родился? Жизнь похожа на автомобиль, управляемый со спутника.


Весело и страшно

Автор приглашает читателя послужить в армии, поработать антеннщиком, таксистом, а в конце починить старую «Ладу». А помогут ему в этом добрые и отзывчивые люди! Добро, душевная теплота, дружба и любовь красной нитью проходят сквозь всю книгу. Хорошее настроение гарантировано!


Железный старик и Екатерина

Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.


Двенадцать листов дневника

Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.


Держи его за руку. Истории о жизни, смерти и праве на ошибку в экстренной медицине

Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.