На небо сразу не попасть - [32]

Объяснил, что партизанский отряд сопротивляющейся Польши даёт нам свободу и не даст нам погибнуть. И не успели мы выйти, тот же самый солдат, мне кажется, командир группы, сказал нам, что мы сейчас увидим партизанскую справедливость. Приказал всем разоружённым немцам усесться под стеной лицом к нам. Сосчитал персонал нашей тюрьмы. Их было пятнадцать. Командир партизан дал знак одному из своих людей, а тот снял с предохранителя небольшой пистолет и подошёл к охранникам СД. Он по очереди приставлял каждому из них пистолет к сердцу и стрелял. Потом сменил магазин в пистолете и положил остальных немцев. Остался ещё один, и тогда командир сказал, что заключённые могут его убить сами. Гречка взял у партизана пистолет и выстрелил последнему немцу в живот и в сердце. Некоторые немцы ещё были живы и корчились на полу. Партизаны вывели нас во двор, а оттуда — к воротам. Находившийся в воротах постовой в немецком мундире и каске стоял по стойке смирно. Перед воротами встали две немецкие машины. В одну посадили нас, заключённых, а в другой разместились одетые в немецкие мундиры партизаны. Последним сел постовой.

Машины тронулись с места, проехали без препятствий через город, а потом выехали на шоссе. Поняли лишь, что едем в направлении, противоположном от Львова. Машины ехали довольно быстро. Через час с небольшим грузовик подпрыгнул на неровном грунте, а потом поехал уже по мягкой местности, как будто по просёлочной дороге. Когда грузовик остановился, кто-то отвернул тент и приказал нам высаживаться. На поляне, тут же возле лесной дороги, стояли около пятидесяти людей, вооружённых и одетых частично по-немецки, частично в зелёную форму венгерских войск. Все были как будто в состоянии готовности, и было похоже, что ждали нас. Поприветствовали нас весьма сердечно, так что некоторые из заключённых даже всплакнули. Потом мы пошли с партизанами в глубь леса — в лагерь, который был от дороги удалён на 3–5 км. До вечера каждый из нас делал, что хотел, а к сумеркам нас собрали вместе и сказали рассесться вокруг костра.

Командир группы объяснил нам, что нас освободила партизанская группа, но характер группы такой, что не могут задержать никого из нас и мы обязаны как можно быстрее отсюда исчезнуть. Сказал также, что партизаны помогут нам укрыться от немцев. Потом командир разговаривал с каждым из нас индивидуально и расспрашивал про семейную ситуацию, о причинах ареста и приговора к смерти. Спрашивал также о роде занятий, образовании и знании языков.

Мне сказал, что я получу другую одежду и меня отвезут на железнодорожную станцию в каком-то из местечек на железнодорожной трассе между Стрыем и Львовом. После приезда во Львов я должен пойти в бюро Организации Тодта на улице Легионов[84] и заявить о желании вступить в эту организацию. Через два-три дня меня включат в эшелон, едущий в Томашув Мазовецкий,[85] где размещается сборный пункт Организации Тодта. Фабрика, в которой размещён пункт, охраняется, но из неё можно сбежать.

Вокруг Томашува тянутся леса, а в них есть много польских партизанских подразделений. После бегства из Томашува мне нужно переправиться за Пилицу и там уже самостоятельно искать какое-то подразделение. После разговора с командиром я подошёл к костру, на котором партизаны готовили ужин. Некоторые из них говорили по-польски, другие — по-русски. Все были к нам очень добры и сами не ели, пока нам всем не дали.

Рано утром меня посадили в помещичью двухколёсную коляску и отвезли на небольшую железнодорожную станцию, находящуюся в 10 километрах от лагеря. Партизан-извозчик остановился в километре от станции, попрощался со мной и поцеловал, а потом дал немного денег.

На станции было спокойно, будто ничего не случилось. Возле билетной кассы стоял жандарм, который присматривался только к бабам с тюками. Видимо, искал для себя цыплёнка или бруски масла. Я сел в вагон и нетерпеливо ожидал отъезда. Когда поезд тронулся, я уже наверняка знал, что и в этот раз мне удалось облапошить немцев. В тамбуре ехала какая-то сельская баба и объедалась творогом. Я попросил у неё кусочек, а она кроме того дала мне кусок пирога и немного молока.

На Главном вокзале во Львове было пусто. Ни одного чистильщика сапог, ни одного швейцара не было перед входом. Видимо, немцы, наконец, решили этот вопрос и навели свой порядок. Домой идти я не рискнул, потому что немцы, уведомленные о бегстве, могли тут устроить засаду. Вместо этого пошёл в дом, в котором жил задолго до войны. Экономка — украинка — узнала меня сразу. Много не расспрашивала, а накормила и подарила рубашку. Когда я попросил о возможности переночевать, экономка отвела меня в соседнюю квартиру к молодой красивой женщине. После короткого разговора я понял, что квартира эта занята проститутками. Мне постелили на полу, и я заснул. Всю ночь в квартире было тихо: видно, моя хозяйка решила сегодня отдохнуть и никого к себе не привела.

1 октября

С самого утра я пошёл в бюро Организации Тодта на улице Легионов. Теперь улица называлась Адольф Гитлер Ринг. В бюро сказал, что хочу работать в ОТ. Мне дали заполнить вопросник, в котором я указал вымышленную фамилию. Толстый немец сказал, что мне повезло, потому что как раз сегодня уходит эшелон в Томашув Мазовецкий. Мне приказали прийти к двум часам на сбор группы, с которой я и поеду. У меня оставалось ещё несколько часов, так что я пошёл посмотреть, что в городе изменилось.