На меня направлен сумрак ночи - [38]
«За перекаливание печи лишить ларька и очередной передачи» (из приказа).
– Придешь с работы (на «малолетке») в холодную казарму, а он тебе час – секунда в секунду ху**ет про Ленина! Здесь за четыре месяца больше прочитал, чем там за три года. Но – веселее: турниры, телевизор. В тумбочке, однако, ничего нельзя оставить. Бьют их, крысятников, но не переводятся. В карцер имеют право сажать только на 10 суток, а раскрутить могут хоть на сто.
На политзанятии:
– Думаете, зря приглашает нас Югославия? Думаете, зря мы ездим в индокитайские народы? Зря английский империализм устраивает провокации? Нет, не зря!
Святуля:
– Не выгоняли бы утром на зарядку, сам бы делал. А так – нате вам!
Выдача сменного белья в бане. Макаров (он же Камбала, Одноглазый, Агроном – сельский хулиган, оторвал телефон у председателя и закинул в пруд): – В чем же я пойду?!
Старший барака Ганин: На вот дырявые кальсоны.
Федя Маслов, бомж по кличке Москва, уныло бубнит: Дай и мне…
– А где твои? Променял на нифеля? Еще ответишь за это!
– Кальсоны я не получал.
Борис Белов, шофер. Срок ему – семь лет. Переживает страшно. Заходит ко мне в надежде услышать что-нибудь про амнистию.
– Ну, как, что-нибудь нам будет?
– Будет, обязательно будет.
– В этом году?
– И в этом.
– Хоть ты меня поддержал.
Борис Таланов во время шпаклевки глядел-глядел на тоскливые физиономии окружающих и рассмеялся: – Ну и преступники! Какие же мы, к черту, преступники!
Китаев мучается желудком. В санчасти соды нет, присланную в заказном письме не отдают (как бы чего не вышло!). Мастер на производстве сжалился, принес соду (разумеется, в нарушение режима). – Ну, теперь я живу!
В шпаклевочной Марьяна (Маринин) разрисовывает платок – «марку» – цветными стержнями. Потом рисунок закрепляется в солевом растворе. Сюжет: под деревом девушка, перед ней море с громадным лайнером, вдалеке маяк. Называется – «После шторма».
– В тюрьму ворота широкие, а назад, ох, какие узкие.
– Разменял третий десяток, ну, потом раскрутился, и дали пыжа (расстрел).
Святуля влезает на второй ярус шконки.
– Ну и неуклюжий ты!
– Нет, я очень уклюжий!
Капитан Махалов ведет политзанятия:
– Вместо того, чтобы пьянствовать, изучайте (на свободе) директивы съезда!
Статья из «Агитатора» об успехах строительства социализма на Кубе. Сто тысяч безработных кубинцев «принудительно привлечены к общественно-полезной работе».
– То есть посажены в лагерь?
– Ну, не знаю, как там конкретно. Производство выросло в два раза!
Рассказывает о вольной жизни завсегдатаев тбилисских подвальчиков и духанов: – Этих бездельников тоже было бы неплохо привлечь.
– А вы сами-то верите в коммунизм?
– Верю!
– Конечно. А что вам еще говорить!
– Семь лет работал на кума, а узнали только в последние месяцы. Считался в доску свой. Жил в лучшей семье. Четыре БУРа оттянул. С водкой не раз попадался. Все семь лет от звонка до звонка оттянул и все время стучал. Узнали – сначала никто не поверил: «Чтоб Симоха стучал…» Он из БУРа на зону уже подниматься не стал. Дело прошлое, убили бы. Два последних месяца у кума отсиделся.
Законы «малолетки»:
За подлянку считается: курить «Приму» – из-за красного цвета коробки, поднимать оброненные деньги, хлеб, сигареты, мыть голову, тело и ноги одним и тем же мылом.
Все не устоявшие – «чушки», «чухна», их за людей не считают и издеваются как только могут.
Плакаты:
Надо уметь сливать свою жизнь с общественной жизнью!
С чистой совестью – на свободу!
Знай и помни всегда – в твоих руках твоя судьба.
Признание вины – половина исправления. Умел ошибаться, умей и исправляться.
Ваня – лагерный шут. Горбатый, однорукий дурачок. Срок получил «за покушение на жизнь представителя власти». Стоял он с мужиками у пивного ларька за своей законной кружкой пива. Подошел милиционер и берет без очереди. Все смолчали. А Ваня вывернулся:
– Ты что лезешь без очереди?!
– А иди ты…
– Ах та-ак! Я маленький, горбатенький, ловконький… Кэ-эк садану ему по башке кружкой! А что он без очереди лезет.
Ваня бреется.
– Мне не стыдно и порезаться – я одной рукой.
Бритву открывает о голый живот.
– Вот хожу без рубашки, грязная она, а новую не выдают. А мне бы девчонку подходящую – я маленький, горбатенький, симпатичненький.
Цыган Коля Машиновский. Сидит за исконное цыганское ремесло – конокрадство. Но служил в армии, работал шофером. Рассказывает, как не попал на химию. Сидит комиссия из трех человек и решает, кто достоин отправки на химию, кто – в лагерь.
– Ну, как, Машиновский, осознал свою вину?
– Конечно.
– Вот недавно Сличенко приезжал в Горький, слышал, наверно? Не пришлось тебе увидеть?
– Ну, что ж, говорю, – в следующий раз увижу.
– Кем работал на гражданке?
– Шофером.
– Машину тебе не дадим, а что если лопату побольше?
– Ну, думаю, пойду на химию. Повеселел. Говорю:
– С удовольствием.
А прокурор: – Предлагаю на стройки народного хозяйства не отправлять: перед арестом не работал, пил.
На зоне нашли ему подходящую работу – пахать «запретку». Воры такую работу отказываются делать.
Куликов:
– Эх, Витя, суд – это одна формальность. Если характеристики хорошие, они и не вспоминаются. Зато если плохие, тут уж прокурор взовьется: «тунеядец, пьяница». Обвинить во что бы то ни стало! Если на тысячу одного оправдают, прокурор считает себя оскорбленным.
Вместе с Джанис Вы пройдёте от четырёхдолларовых выступлений в кафешках до пятидесяти тысяч за вечер и миллионных сборов с продаж пластинок. Вместе с Джанис Вы скурите тонны травы, проглотите кубометры спидов и истратите на себя невообразимое количество кислоты и смака, выпьете цистерны Южного Комфорта, текилы и русской водки. Вместе с Джанис Вы сблизитесь со многими звёздами от Кантри Джо и Криса Кристоферсона до безвестных, снятых ею прямо с улицы хорошеньких блондинчиков. Вместе с Джанис узнаете, что значит любить женщин и выдерживать их обожание и привязанность.
За две недели до тридцатилетия Марк Болан погиб в трагической катастрофе. Машина, пассажиром которой был рок–идол, ехала рано утром по одной из узких дорог Южного Лондона, и когда на её пути оказался горбатый железнодорожный мост, она потеряла управление и врезалась в дерево. Он скончался мгновенно. В тот же день национальные газеты поместили новость об этой роковой катастрофе на первых страницах. Мир поп музыки был ошеломлён. Сотни поклонников оплакивали смерть своего идола, едва не превратив его похороны в балаган, и по сей день к месту катастрофы совершаются постоянные паломничества с целью повесить на это дерево наивные, но нежные и искренние послания. Хотя утверждение, что гибель Марка Болана следовала образцам многих его предшественников спорно, тем не менее, обозревателя эфемерного мира рок–н–ролла со всеми его эксцессами и крайностями можно простить за тот вывод, что предпосылкой к звёздности является готовность претендента умереть насильственной смертью до своего тридцатилетия, находясь на вершине своей карьеры.
Часто слышишь, «Если ты помнишь шестидесятые, тебя там не было». И это отчасти правда, так как никогда не было выпито, не скурено книг и не использовано всевозможных ингредиентов больше, чем тогда. Но единственной слабостью Таппи Райта были женщины. Отсюда и ясность его воспоминаний определённо самого невероятного периода во всемирной истории, ядро, которого в британской культуре, думаю, составляло всего каких–нибудь пять сотен человек, и Таппи Райт был в эпицентре этого кратковременного вихря, который изменил мир. Эту книгу будешь читать и перечитывать, часто возвращаясь к уже прочитанному.
Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.
Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.
Перед вами необычайно смешные мемуары Дженни Лоусон, автора бестселлера «Безумно счастливые», которую называют одной из самых остроумных писательниц нашего поколения. В этой книге она признается в темных, неловких моментах своей жизни, с неприличной открытостью и юмором переживая их вновь, и показывает, что именно они заложили основы ее характера и сделали неповторимой. Писательское творчество Дженни Лоусон заставило миллионы людей по всему миру смеяться до слез и принесло писательнице немыслимое количество наград.