На маленькой планете - [137]

— Лучше лежать и не подниматься. Сдохнуть и то лучше.

— Коля, не стой, — говорил в это время Панкрат, и Николай трогался дальше.

К вечеру увидели в скалах два высоких дерева. Добрели до них и сели рядом.

— Урючины это, — определил Дарин и стал ползать под деревьями и искать урюк. В узких каменных щелях были видны сухие, сморщенные плоды, но достать их окоченевшими пальцами Дарин не мог и заплакал от бессилия.

Панкрат развел костерик и стал выковыривать из щелей урюк. Насобирал шестнадцать урючин. Каждому досталось по пять, долго рядили, кому отдать шестнадцатую. Отдали Дарину, но он отказался:

— Домкрату дай, — попросил Дарин Николая. — Он за нас работает. Что я, самый слабый? Ему отдай. Ты, Домкратик, выброси пустой пистолет, он мешает тебе. Нет, Домкратик, мне бы твою осмотрительность, мы бы столько набили козлов. Нет, нужно, оказывается, оглядываться. Если бы я оглянулся, то не истратил столько пуль попусту.

— Конечно, ты дурак, — успокоил его Николай.

— Толенька, я виноватый, — сказал тоненько, сиплым голосом Панкрат.

— Ладно, — махнул рукой Дарин, трогая пистолет.

Спали здесь же, под урючинами. Не было сил искать лучшего места.

Рано утром тронулись в путь. Растаявший у костра брезент смерзся и поломался, но больше всего тревожили валенки: камни распороли их вдоль и поперек.

Дарин то и дело останавливался у кустов и срывал ягоды. В обед сделали привал. Дарин полез к кустарнику искать ягоды и свалился в щель. Сильно не ушибся, но выбраться из щели, занесенной снегом, не мог. Николай стал спускаться к нему; под его тяжестью осыпался снег, один из камней скатился и, точно снаряд, пролетел мимо Дарина, задев голову. Дарин потерял сознание.

— Давай ты, дядя Панкрат? — попросил Николай. — Ты полегче меня. У меня кости тяжелые. Упадет камень и убьет его. И я, если спущусь, то не поднимусь.

— Я боюсь, Коля. Ой, как я боюсь. Не выберемся оттуда, а? Гляди, яма-то какая! Это ж надо такому случиться? Но я полезу, Коля, полезу. От, черти эти камни, сыплются… Ничё, Коля, русский мужик и не в таких переплетах бывал и выживал.

Панкрат полез, но снег осыпался все-таки и только накрыл Дарина и Панкрата. Тогда полез туда Николай, и когда он совсем устал, то подумал, что все, что эта яма и есть та могила, в которой они будут лежать. Николай откопав Панкрата, потерял сознание и не видел и не помнил, как смог его и Дарина вытащить из щели Панкрат.

Ночью Николай часто просыпался, с трудом поднимался и глядел вокруг, пытаясь заметить где-нибудь огонек, но ничего не мог увидеть. В голове стоял тихий звон, будто кто-то изнутри ударял по черепу.

— Чего, Коля? — спросил под утро Панкрат, подставив свое почерневшее лицо пламени и испытующе глядя на Николая. — Тяжело? А жить надо, Коля. Жизнь беречь надо. Ее-то потерять куда проще, Коля. Исчерпать нужно все до капельки, и все будет как нельзя хорошо. У меня такое предчувствие. В душе светлячок загорелся. У меня всегда так. Вот на фронте такое было. Все, думаешь, а держишься-то на волоске, и смотри, выживает русский Иван. Душа у нас крепкая. Осиливай, Коля, себя, тащи из себя силу, она есть у нас…

— Как жить? — спросил Николай удивленно, чувствуя, как больно говорить обмороженными губами. — Я не знаю. Чтобы мне встать на ноги, я напрягаю все силы. Не хочется ни вставать, ни идти. Выбился вконец из сил.

— Что тогда получится? Прикинь? — спросил Панкрат. — Мы же человеки, так? Нам голова дана, Коля. Прикинь, как получится? Упасть — это пустяк, а вот идти — это трудно.

«Да, надо что-то делать, — подумал Николай, — где-то недалеко в горах, возможно, живут люди. Надо почаще и подольше наблюдать за горами ночью, и огонек мы увидим. Не может быть, чтобы никого здесь не было».

От своих мыслей, оттого, что немного отдохнул, а костер горел ярко и было жарко близ него, оттого, что, как казалось Николаю, появился еще один способ найти людей, он сел поближе к костру и с благодарностью посмотрел на Панкрата.

Утром Николай, прежде чем тронуться в путь, внимательно оглядел местность. Но как ночью, так и утром ничего не обнаружил.

Шли теперь осторожно, не торопясь, часто садились отдыхать. Дарин настолько устал, что не мог вставать без помощи. Его поднимали, и он, шатаясь, шел. На ночь снова легли в скалах, прижавшись друг к другу. Менялись местами через каждые два часа, чтобы согреться всем по очереди. Никто не говорил. Один Панкрат все чаще и чаще шептал что-то про себя. Выбирал теперь место для сна Панкрат. Он помогал Дарину. И тот молчал.

Рано утром Николай стал внимательно оглядывать горы. На одной из вершин увидел палатку. Вначале принял ее за обычную скалу, но, приглядевшись, увидел — палатка! Он показал Дарину. Тот долго смотрел, а затем сказал:

— Палатка! На шишаке! Надо еще подняться туда. Это далеко. Километров десять, даже больше. Палатка желтая. Костерик бы сейчас да дымку побольше.

Весь день поднимались к палатке. Боялись, что она внезапно исчезнет. Нужно было спуститься вниз, в ущелье, а затем только подняться на нужную гору. По ущелью, подо льдом, клокотала речка. Стоило Николаю ступить на лед, как он проломился. Побрели вверх по ущелью. Перешли через речку и стали подниматься по склону.