«На лучшей собственной звезде». Вася Ситников, Эдик Лимонов, Немухин, Пуся и другие - [57]

Большинство своих картин писал Вася в особо выраженной «пуантилистической» манере, которая была им весьма удачно переосмыслена и ловко переработана на свой собственный, «ситниковский» лад, отчего живопись казалась исключительно индивидуальной, узнаваемой. Техника исполнения подобного рода картин, включавшая в себя такие операции, как «растуманивание и растяжка», была его собственным суперавангардным изобретением, коим он очень гордился. На практике заключалась она в том, что использовал Вася в работе вместо банальной широкой кисти обыкновенную сапожную щетку.

«Я остановился на щетке с волосами гривы лошади. Мыть ее каждый раз тут же после работы. Если пользуешься стиральным порошком, то долго надо ополаскивать ее, ибо мы не знаем, как ничтожнейшие застрявшие химические молекулы действуют на цвета.

Выдавливаешь на палитру самую дешевую черную масляную краску, эдак с чайную ложечку, не кучкой, а полоской, и долго по чуть-чуть пачкаешь ею сапожную щетку, чтобы краска разровнялась равномерно по всем волоскам щетки. После этого смело замазываешь бумагу, превращая ее в средне-серую, т. е. не белую или черную, а вполовину. Откладываешь щетку и обыкновенным ластиком приступаешь к изображению очень туманно освещенных мест.

Краски на щетке должно быть как можно меньше! Тогда получается, что затирать бумагу резинкой физически трудно и долго, но так как краски на бумаге ничтожно мало, то при вытирании ее резинка не сразу запачкается.

Если из-за лени или нетерпения на щетку краски хватануть побольше, резинка от одного прикосновения будет брать на себя так много краски, что тут же, вместо того чтобы принимать, или вернее сказать, снимать краску с бумаги, уже во втором прикосновении к бумаге будет наоборот – накладывать краску, взятую при первом прикосновении.

Можно на большую палитру выдавливать две краски сразу в противоположных сторонах. И щетку мазать по одному концу черной краской, а по другому ее концу ультрамарином. И мазать щеткой по бумаге по капризу души, по прихоти данного момента, как Бог на душу положит».

(Из письма В.Я. Ситникова)

В целом, несмотря на пародийную сниженность «инструментальной части», техника «сапожной щетки» была во всех своих элементах достаточно изощренной.

Закрашивая черной и синей краской поверхность холста, Ситников, меняя нажим щетки, запачканной по обоим концам разными красками, придавал поверхности пятнистомуаровую структуру. Причем общий тон холста, становившегося заготовкой для любой его картины, должен был быть не темнее и не светлее, чем у обыкновенного голубя «сизаря». Начинать писание картины на таком вот холсте-заготовке следовало с неуловимо легчайшей протирки обыкновенной резинкой освещенных мест задуманных предметов. Из такого начала потом выходили и «пашни», и «монастыри», и особого рода «духовные» картины.

Эти последние являли собой обычно лики Христа и писаны были с сильным уклоном в стиль «модерн». Уклона, точнее сказать, прямолинейной «идейности» в них было явно чересчур, что резало глаз понимающему человеку, да и сама живопись в сравнении с другими его работами казалась скучноватой. По-видимому, и сам Ситников как бы стеснялся своего «любопытства» к отвлеченно символическому, ибо показывал «духовные» картины редко, неохотно и всегда с извиняющими прибауточками:

– Прислали мне, знаете ли, открыточку из ГБ, приглашают зайти, побеседовать. Почему, думаю, такие безалаберные люди там сидят, совсем государственную копейку не жалеют. Ну для чего, скажите на милость, они на почту-то тратились, могли бы из окошечка кликнуть, я бы и подбежал. Босичком по снегу – одно удовольствие. Однако иду. И вот они меня спрашивают: «Вы что это все богов рисуете? Религиозный, значит, будете человек?» А я им на это отвечаю: «Рисую я, что Бог на душу положит. Про себя же могу сказать: человек я не религиозный, но верующий».

Умел Ситников блеснуть и особыми названиями своих картин – «Вася-туча не закроет Васю-солнце», «Я лезу на небо», «Десяток тысяч грачей и сотни гнезд их», «Отравой полны мои жены», но притом всегда внимательно прислушивался, в каких выражениях сами зрители на эти картины реагируют. Я бывало для смеху предлагал:

– Давайте, Василий Яковлевич, и я к вашим картинам названия буду сочинять, а то у вас не все названо. Народ по дурости еще чего подумает.

Он соглашался:

– Это вы верно подметили, без названий – никуда. Вот сейчас на Кузнецком мосту осенняя выставка проходит этих самых, прости Господи, «членов» МОСХ’а. Так там все картины обязательно названия имеют. Смотришь: человек лежал загубленный, улыбался и думаешь себе: «Алкаш Иванов», но прочтешь табличку и понимаешь, что ошибся. И никакой это тебе не алкаш, а заслуженный учитель Коми АССР, ветеран войны и труда тов. Баранов. Ведь если за этим не проследить, чтобы таблички с подписью были, они, мазилы эти убогие, своими портретами кого хочешь, опорочить могут, и не только членов Политбюро.

Искусство конкретности требует. Отчего у нас начальство, как вы думаете, с абстракционизмом не на жизнь, а на смерть борется? Все потому, что конкретности недостает. Однако и тут возможности просматриваются. Возьмут, например, побольше красной краски, наворотят, как следует и еще табличку с названием покрупнее нарисуют, скажем: «Всполохи будущего». Вот тебе и «социалистический абстракционизм»! Ну, а к моей картине, что вы предложите? Только без озорства.