«На лучшей собственной звезде». Вася Ситников, Эдик Лимонов, Немухин, Пуся и другие - [44]
Чуткий к духу времени Лев насочинял свой собственный сериал «лагерных историй» и рассказывал их при случае обстоятельно и со вкусом. Будучи в хорошем настроении, а значит – в легком подпитии, он уверял собеседников, что окончательно образовался как художник будущего авангарда, именно в лагере. Якобы в лагерную библиотеку попадала всяческая литература по новому западному искусству, непримиримо критического, конечно, характера, однако содержавшая в себе много конкретного материала и, пусть поганые, но репродукции. И еще обретался в лагере интересный народец – все больше западные коммунисты-интеллектуалы и другие «левые», что чудом пережили нацизм. Их собирали органы повсюду, где посчастливилось местному населению освободиться от фашистского ига при содействии доблестной Красной Армии, и, немедля, посылали на «перековку».
Все эти борцы за народное дело быстро разумели, что к чему и почем, и скорбно затаивались – чтобы выжить. Однако при должном подходе и интеллигентности от них многому можно было научиться, узнать о европейском житие-бытие, о том, что такое современное западное искусство.
Особый контингент среди иностранцев составляли непреклонно убежденные коммунисты, то есть, по определению Льва, упертый наивняк. Они отчаянно трепыхались, пытаясь разъяснить окружающей их «братве» всю нелепость ситуации, в которую столь неожиданным образом загнала их судьба. Особенно запомнился мне рассказ Льва о «товарище Радо» – элегантном господине, который на радостях прикатил из Парижа в Будапешт, коммунизм строить, да не вписался в «новый ландшафт».
– Не знаю, где его взяло, но доставили прямиком на наш этап. Одет он был изумительно: в добротном шерстяном пальто невиданного фасона, в шляпе, при перчатках. И еще – на всю жизнь запомнил: были при нем два огромных битком набитых желтых чемодана из кожи. Поразила нас тогда наповал эта самая кожа – мягкостью своей и еще тем, как выделана она была искусно, не чета большевистским «кожанкам».
Если бы к нам орангутанга подсадили, и то бы меньше страстей закипело. А он все стенал, бедняга: «Это ошибка! Страшная ошибка! Товарищ Лукач меня знает, он подтвердит…» Ну, мы на это ни слова в ответ. Чего с ним было объясняться! Этот самый товарищ Лукач с нами тут на нарах две недели обретался, пока не перевели его еще куда-то. Вполне приличный был человек: тихий и без претензий.
Вскоре и сам Радо поутих. А что касается чемоданчиков его, то их блатные как всенародное достояние обобществили.
А вот колоритная история Льва из области повседневного лагерного быта.
– Это уже «оттепель» наступила, мы почти на вольном положении находились. Пошел я как-то прогуляться, хотелось кое-чего без помех обдумать. Я тогда сделал несколько абстрактных рисунков и даже отослал отцу в Москву, но не дошли. Почему? – не знаю, может, цензура выкинула. Итак, иду я себе, размышляю и вдруг вижу, стоит наш лагерный капитан. Как сейчас помню, фамилия его была Синько, и разило от него всегда тройным одеколоном наповал. И этот самый Синько какие-то нелепые позы принимает: то ногой странно дернет, то изогнется весь, словно шаманский танец на одном месте танцует.
Ну, я, конечно, заинтересовался и осторожненько так подхожу. Собственно говоря, мы начальства уже не боялись. Это они скорее психовали, чувствовали, что к концу дело идет.
Ну так вот, подхожу я поближе и вижу: лежит на земле, раскинувшись, баба одна, из наших вольнонаемных, мертвецки пьяная и похоже, что в полной отключке. Юбка на ней задрана до пупа, а между ног здоровенный огурец торчит. И вот этот самый капитан, тоже в стельку пьяный, лупит ее по брюху ногой и орет: «Команда… пли!»
Меня завидев, покачался еще с минуту, затем плюнул и, махая зачем-то руками, ушел.
А эту бабенку я много раз потом на кухне встречал: ничего себе, бодренькая такая. И вместе их не раз наблюдал: сидят себе, как голуби, на солнышке и греются.
Сам Гуков не раз с воодушевлением предрекал, что из таких вот историй, пережитых, или записанных со слов очевидцев, народится новое, национальное направление в русской литературе. Ибо начало ему уже положено – еще в прошлом веке, и самим Федором Михайловичем Достоевским, а это что-то да значит!
И это предсказание его оправдалось: появился вскорости «Один день Ивана Денисовича»[70] а за ним – в «самиздате» и остальная «лагерная проза». И расцвела эта проза пышным цветом, обогатив великую русскую литературу целым набором стилистических находок.
Однажды проявил все-таки Гуков, и весьма настойчиво, некоторую конкретную диссидентскую активность – предложил пойти с ним и другими «стоящими» людьми на Красную площадь, чтобы продемонстрировать там «этим гадам» наше категорическое «нет» в связи с вторжением в Чехословакию. Он даже конкретно время назвал, но никто из присутствующих, а это была довольно беспардонная, веселая, циничная, всезнающая и голодная компания,
Вниманию читателя предлагается первое подробное жизнеописание Марка Алданова – самого популярного писателя русского Зарубежья, видного общественно-политического деятеля эмиграции «первой волны». Беллетристика Алданова – вершина русского историософского романа ХХ века, а его жизнь – редкий пример духовного благородства, принципиальности и свободомыслия. Книга написана на основании большого числа документальных источников, в том числе ранее неизвестных архивных материалов. Помимо сведений, касающихся непосредственно биографии Алданова, в ней обсуждаются основные мировоззренческие представления Алданова-мыслителя, приводятся систематизированные сведения о рецепции образа писателя его современниками.
Марк Уральский — автор большого числа научно-публицистических работ и документальной прозы. Его новая книга посвящена истории жизни и литературно-общественной деятельности Ильи Марковича Троцкого (1879, Ромны — 1969, Нью-Йорк) — журналиста-«русскословца», затем эмигранта, активного деятеля ОРТ, чья личность в силу «политической неблагозвучности» фамилии долгое время оставалась в тени забвения. Между тем он является инициатором кампании за присуждение Ивану Бунину Нобелевской премии по литературе, автором многочисленных статей, представляющих сегодня ценнейшее собрание документов по истории Серебряного века и русской эмиграции «первой волны».
Настоящая книга писателя-документалиста Марка Уральского является завершающей в ряду его публикаций, касающихся личных и деловых связей русских писателей-классиков середины XIX – начала XX в. с евреями. На основе большого корпуса документальных и научных материалов дан всесторонний анализ позиции, которую Иван Сергеевич Тургенев занимал в национальном вопросе, получившем особую актуальность в Европе, начиная с первой трети XIX в. и, в частности, в еврейской проблематике. И. С. Тургенев, как никто другой из знаменитых писателей его времени, имел обширные личные контакты с российскими и западноевропейскими эмансипированными евреями из числа литераторов, издателей, музыкантов и художников.
Книга посвящена истории взаимоотношений Ивана Бунина с русско-еврейскими интеллектуалами. Эта тема до настоящего времени оставалась вне поле зрения буниноведов. Между тем круг общения Бунина, как ни у кого другого из русских писателей-эмигрантов, был насыщен евреями – друзьями, близкими знакомыми, помощниками и покровителями. Во время войны Бунин укрывал в своем доме спасавшихся от нацистского террора евреев. Все эти обстоятельства представляются интересными не только сами по себе – как все необычное, выходящее из ряда вон в биографиях выдающихся личностей, но и в широком культурно-историческом контексте русско-еврейских отношений.
Книга посвящена раскрытию затененных страниц жизни Максима Горького, связанных с его деятельностью как декларативного русского филосемита: борьба с антисемитизмом, популяризация еврейского культурного наследия, другие аспекты проеврейской активности писателя, по сей день остающиеся terra incognita научного горьковедения. Приводятся редкие документальные материалы, иллюстрирующие дружеские отношения Горького с Шолом-Алейхемом, Х. Н. Бяликом, Шолом Ашем, В. Жаботинским, П. Рутенбергом и др., — интересные не только для создания полноценной политической биографии великого писателя, но и в широком контексте истории русско-еврейских отношений в ХХ в.
Биография Марка Алданова - одного из самых видных и, несомненно, самого популярного писателя русского эмиграции первой волны - до сих пор не написана. Особенно мало сведений имеется о его доэмигрантском периоде жизни. Даже в серьезной литературоведческой статье «Марк Алданов: оценка и память» Андрея Гершун-Колина, с которым Алданов был лично знаком, о происхождении писателя и его жизни в России сказано буквально несколько слов. Не прояснены детали дореволюционной жизни Марка Алданова и в работах, написанных другими историками литературы, в том числе Андрея Чернышева, открывшего российскому читателю имя Марка Алданова, подготовившего и издавшего в Москве собрания сочинений писателя. Из всего, что сообщается алдановедами, явствует только одно: писатель родился в Российской империи и здесь же прошла его молодость, пора физического и духовного созревания.
Командующий американским экспедиционным корпусом в Сибири во время Гражданской войны в России генерал Уильям Грейвс в своих воспоминаниях описывает обстоятельства и причины, которые заставили президента Соединенных Штатов Вильсона присоединиться к решению стран Антанты об интервенции, а также причины, которые, по его мнению, привели к ее провалу. В книге приводится множество примеров действий Англии, Франции и Японии, доказывающих, что реальные поступки этих держав су щественно расходились с заявленными целями, а также примеры, раскрывающие роль Госдепартамента и Красного Креста США во время пребывания американских войск в Сибири.
Ларри Кинг, ведущий ток-шоу на канале CNN, за свою жизнь взял более 40 000 интервью. Гостями его шоу были самые известные люди планеты: президенты и конгрессмены, дипломаты и военные, спортсмены, актеры и религиозные деятели. И впервые он подробно рассказывает о своей удивительной жизни: о том, как Ларри Зайгер из Бруклина, сын еврейских эмигрантов, стал Ларри Кингом, «королем репортажа»; о людях, с которыми встречался в эфире; о событиях, которые изменили мир. Для широкого круга читателей.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.