«На лучшей собственной звезде». Вася Ситников, Эдик Лимонов, Немухин, Пуся и другие - [18]
Да, нежданно-негаданно, но сумел Семен с помощью этого лиса-адвоката от главного обвинения – что он есть враг народа – отвертеться и, в сущности, сухим из воды вышел. До сих пор ума не приложу, как это им все удалось провернуть, однако факт остается фактом. Картина, что адвокат на суде расписал, получилась такая: он, Семен – «опиумный мальчик»[23], жертва религиозного воспитания, т. е., в правовом отношении, – мелкий пакостник, придурок и хулиган, поддающийся перевоспитанию, но никак ни белогвардейский шпион, а тем более из «правой оппозиции».
И что удивительно! – начальство из Москвы, которое специально за процессом надзирало, наглому этому вранью почему-то поверило. И дано было негласное указание суду, чтобы к адвокатским разглагольствованиям прислушались. Разбираться, мол, с Семеном надо, как с мелким хулиганом, и ничего больше. А чтобы в грязь лицом не ударить, так дело повернули, будто у нас в руководстве города есть склонность к «перегибам».
На данную тему была даже статья в газете «Правда», где подробно разъяснялось, что такое воспитание человека нового общества и чем оно отличается от борьбы с контрреволюцией. Товарища Ежова, что ли в тот момент из руководства убрали, точно не помню, но вышло как бы некоторое послабление установленному порядку.
Процесс быстренько на тормозах спустили, дали Семену, как исправляющемуся хулигану, пустяшный срок и с зачетом отсидки в КПЗ отпустили на поруки трудовой общественности. Он же, подлец, когда его выпустили, еще одну шуточку откинул. Взял, да и заявился к партийцу в дом для проживания. Теперь, говорит, я у тебя навечно прописан, чего бы ни случилось – так советский суд постановил, чтоб для твоей партийной совести был я постоянным укором и напоминанием. А спать буду вместе с твоей законной супругой, чтобы привить тебе чувство коллективизма и ответственности. Тот, нормальное дело, взбеленился, рукам волю дал, и баба его тоже ввязалась. Такой сыр-бор начался, только держись. Соседи из вредности милицию вызвали, ну, те их, конечно, повязали и в кутузку.
Наутро должно было опять разбирательство состояться, но Семен тут вновь учудил – взял, да и помер прямо в камере, где его с партийцем вместе заперли.
Все это выглядело очень подозрительно. По городу сразу слухи поползли: задушил, мол, партиец Семена. Знамений всякого рода ждали.
Когда же Семена хоронили, то тот врач – еврей-обличитель, увидел на нем венец из терниев и пламени, после чего совсем рассудком помутился. Нашел какого-то попа из запрещенной властями «катакомбной Церкви»[24] и принял у него вместе со всей семьей своей крещение. А как только отошел от купели, так сразу и заговорил. Чистой воды мистика.
Что мы называем мистическим? – Мы называем им прежде всего неясное; но такое – в чем мы чувствуем глубину, хотя и не можем ее ни доказать, ни исследовать; далее, мистическим мы называем то, в чем подозреваем отблеск, косой, преломившийся луч Божеского; и, наконец, то, в чем отгадываем первостихийное, первозданное по отношению ко всем вещам[25].
На могиле же Семена-юродивого чудеса исцеления начались, и народ туда валом повалил. Пришлось властям кладбище закрыть, благо, что оно уже полузаброшенное было, а потом и вовсе снести. И построили на этом месте молокозавод. Продукция на заводе известная, высший класс, за творожком то нашим люди аж из самой Москвы приезжают!
Улыбнувшись чему-то, Иван Федорович добавил примирительным тоном, глядя в мою сторону:
– Потому-то я и советовал вам в частном секторе творог не покупать. Марьямовна, к примеру, ой, как хитра будет, все молоко у нее отстойное, а значит и творог тощий.
Затем, со значением покашляв, обратился к Валерию Силаевичу:
– Ну, и каково ваше мнение будет? Ведь в деле этом явно нечистый примешался, иначе не объяснишь. Какие люди тут, на поселке, не живали – маршал Блюхер, например, а никто из мясорубки той целехонек не выскочил, а юродивый наш запросто! Еврея – того самого, что от Семена заразившись, в религию ударился, уже после войны, когда он с фронта пришел и хотел было в попы податься, в пять минут замели. Сначала сделали обыск и в подвале у него нашли сионистский радиопередатчик. Это-то я сам видел, меня в понятые приглашали, когда обыск у него делали.
С тех пор он и сгинул, ни слуху о нем ни духу не было, думали, получил наконец по заслугам. Так нет же, черт своего брата не оставит! Натыкаюсь я на него как-то. Идет себе в рясе, нос за километр торчит, очечки поблескивают, а сам народу встречному хитро улыбается, гад.
Что же касается адвоката, который Семена от тюрьмы отмазал, то он в своем деле преуспел: в Москву перебрался, разбогател. Потом полез было защищать космополитов разных, его, понятное дело, приструнить собрались, да не успели. Сами знаете, как все обернулось, когда Сталин умер. Теперь-то он жирует, картины собирать повадился. Я его в наш ем городе часто вижу. Приезжает на своей «Волге», вроде бы родню навестить, а сам – на базар. Весь старый хлам, что там найдет, рассмотрит, ощупает, порой может и купить кое-чего.
М-да, как ни крути, не могу я все-таки понять, почему Семену тогда поблажка вышла? Я серьезную жизнь прожил, всякое повидал: и пороху понюхал, и в глаза смерти глядел, и людям, которых на смерть вели, тоже в глаза смотрел. И точно могу сказать, что чистили в то время основательно, и то, что уходило, то уходило безвозвратно. Из малейшей причины непременно выводились последствия, целое всегда было больше части, а живой человек, как конкретная персона, не мог быть не определен к какому-либо месту.
Вниманию читателя предлагается первое подробное жизнеописание Марка Алданова – самого популярного писателя русского Зарубежья, видного общественно-политического деятеля эмиграции «первой волны». Беллетристика Алданова – вершина русского историософского романа ХХ века, а его жизнь – редкий пример духовного благородства, принципиальности и свободомыслия. Книга написана на основании большого числа документальных источников, в том числе ранее неизвестных архивных материалов. Помимо сведений, касающихся непосредственно биографии Алданова, в ней обсуждаются основные мировоззренческие представления Алданова-мыслителя, приводятся систематизированные сведения о рецепции образа писателя его современниками.
Марк Уральский — автор большого числа научно-публицистических работ и документальной прозы. Его новая книга посвящена истории жизни и литературно-общественной деятельности Ильи Марковича Троцкого (1879, Ромны — 1969, Нью-Йорк) — журналиста-«русскословца», затем эмигранта, активного деятеля ОРТ, чья личность в силу «политической неблагозвучности» фамилии долгое время оставалась в тени забвения. Между тем он является инициатором кампании за присуждение Ивану Бунину Нобелевской премии по литературе, автором многочисленных статей, представляющих сегодня ценнейшее собрание документов по истории Серебряного века и русской эмиграции «первой волны».
Настоящая книга писателя-документалиста Марка Уральского является завершающей в ряду его публикаций, касающихся личных и деловых связей русских писателей-классиков середины XIX – начала XX в. с евреями. На основе большого корпуса документальных и научных материалов дан всесторонний анализ позиции, которую Иван Сергеевич Тургенев занимал в национальном вопросе, получившем особую актуальность в Европе, начиная с первой трети XIX в. и, в частности, в еврейской проблематике. И. С. Тургенев, как никто другой из знаменитых писателей его времени, имел обширные личные контакты с российскими и западноевропейскими эмансипированными евреями из числа литераторов, издателей, музыкантов и художников.
Книга посвящена истории взаимоотношений Ивана Бунина с русско-еврейскими интеллектуалами. Эта тема до настоящего времени оставалась вне поле зрения буниноведов. Между тем круг общения Бунина, как ни у кого другого из русских писателей-эмигрантов, был насыщен евреями – друзьями, близкими знакомыми, помощниками и покровителями. Во время войны Бунин укрывал в своем доме спасавшихся от нацистского террора евреев. Все эти обстоятельства представляются интересными не только сами по себе – как все необычное, выходящее из ряда вон в биографиях выдающихся личностей, но и в широком культурно-историческом контексте русско-еврейских отношений.
Книга посвящена раскрытию затененных страниц жизни Максима Горького, связанных с его деятельностью как декларативного русского филосемита: борьба с антисемитизмом, популяризация еврейского культурного наследия, другие аспекты проеврейской активности писателя, по сей день остающиеся terra incognita научного горьковедения. Приводятся редкие документальные материалы, иллюстрирующие дружеские отношения Горького с Шолом-Алейхемом, Х. Н. Бяликом, Шолом Ашем, В. Жаботинским, П. Рутенбергом и др., — интересные не только для создания полноценной политической биографии великого писателя, но и в широком контексте истории русско-еврейских отношений в ХХ в.
Биография Марка Алданова - одного из самых видных и, несомненно, самого популярного писателя русского эмиграции первой волны - до сих пор не написана. Особенно мало сведений имеется о его доэмигрантском периоде жизни. Даже в серьезной литературоведческой статье «Марк Алданов: оценка и память» Андрея Гершун-Колина, с которым Алданов был лично знаком, о происхождении писателя и его жизни в России сказано буквально несколько слов. Не прояснены детали дореволюционной жизни Марка Алданова и в работах, написанных другими историками литературы, в том числе Андрея Чернышева, открывшего российскому читателю имя Марка Алданова, подготовившего и издавшего в Москве собрания сочинений писателя. Из всего, что сообщается алдановедами, явствует только одно: писатель родился в Российской империи и здесь же прошла его молодость, пора физического и духовного созревания.
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.