На литературных перекрестках - [63]

С огромным опозданием я узнал о смерти Гани Муратбаева. Эта весть меня потрясла. Я долго не мог успокоиться. Во время летнего отпуска я поехал в Ташкент, зашел в институт, где учился. Про Гани кто-то помнил, а большинство его совсем не знало. Мне стало обидно. Он сделал для меня так много, что пять родных братьев столько не сделают.

Из Ташкента я заехал в Чимкент. Здесь я встретил своего друга Алишера Бейсенова и рассказал ему о Гани Муратбаеве, самом замечательном человеке. Недаром его хотели сделать наркомом. Сколько лет прошло, как он покинул Ташкент? Всего восемь. И его уже многие не помнят. А если пройдет еще восемь — могут совсем забыть.

Так мы разговаривали с Алишером, и у меня родились сомнения. Русские ставят памятники великим людям. А почему казахи не поставили памятник Чокану Валиханову? Поэту Абаю? Ученому Алтынсарину? Надо поставить памятник Гани Муратбаеву. Что ты скажешь на это, Алишер?

Алишер со мной согласился. Мы даже подыскали подходящее место для будущего монумента. Чимкентские комсомольцы поддержали мой замысел. Я отправился в горсовет. Но там сидели равнодушные люди, проще сказать, бюрократы.

— Почему нужно ставить памятник в Чимкенте? Вы сами сказали, что Гани уроженец Казалинского уезда Кзыл-Ординской области. Какое отношение он имеет к нашему городу? Я, например, не знаю, бывал ли Гани в Чимкенте или нет. А кроме всего прочего — у нас нет денег.

— Деньги на памятник будут, — сказал я, — Это не ваша забота.

Где найти деньги, — раздумывал я. И мы с Алишером решили устроить концерт, а весь сбор пожертвовать на памятник. Выпустили афишу, где было напечатано, что я, артист казахского музыкального театра, Курманбек Джандарбеков приехал из Алма-Аты в Чимкент, чтобы дать концерт для любителей вокального искусства. Я обещал спеть сто одну, песню в течение одного вечера. На афише были перечислены эти песни — казахские, киргизские, уйгурские, узбекские, персидские и даже турецкие. Упомянут был и Алишер Бейсенов, исполнитель комических рассказов. Весь чистый сбор с концерта предназначался на постройку памятника Гани Муратбаеву в Чимкенте.

Люди читали афишу и качали головами. Кто-то, конечно, не верил, а кто-то подозревал даже тайный обман.

Я открыл концерт вступительным словом. Рассказал о покойном Гани Муратбаеве, какой это был замечательный комсомолец. Чтобы обессмертить его имя, в Чимкенте будет поставлен ему памятник. И заслуга в этом слушателей, которые пришли послушать мои песни.

Концерт я начал песней «Саулемай». Да иначе и быть не могло! С ней у меня связаны самые дорогие, самые светлые воспоминания о Гани.

Концерт шел в летнем театре. Вечер был очень жаркий, стояла страшная духота, петь было невыносимо трудно.

Выручал меня Алишер. После каждых десяти песен он выступал с комическими рассказами. И пока в зале хохотал народ, я пил ледяную воду, принесенную из арыка.

Я исполнил шестьдесят с лишним песен. Слушатели были довольны, они радовались моему успеху. Но кто-то не выдержал и закричал:

— Довольно, Курманбек! Мы верим, что ты можешь спеть сто одну песню! Довольно! Не мучай себя!

На этом кончился концерт, слушатели разошлись. На другой день Алишер повел меня к врачу. Тот осмотрел мое горло и схватился за голову:

— Вы сорвали свой голос, Курманбек! Так петь, как вы нам пели, теперь вы не сможете! К тому же придется вам долго лечить ваше горло.

Деньги, собранные с концерта, жадные люди растратили. В Чимкенте не воздвигли памятник Гани Муратбаеву. Тогда я действительно и потерял голос. Доктор был прав… Петь так, как я пел, я уже не смог. Пришлось перейти на режиссерскую работу.

Вот что рассказал мне летом 1945 года художественный руководитель Театра оперы и балета им. Абая знаменитый артист Курманбек Джандарбеков.

А спустя почти двадцать лет он позвонил мне по телефону. Мы встречались с ним редко, и я не сразу узнал его голос.

— Джандарбеков говорит! Курманбек! Здравствуй, ты «Казахстанскую правду» читаешь?

— Читаю.

— Помнишь, я тебе рассказывал про концерт в Чимкенте? Собирал деньги на постройку памятника, но ничего не получилось. Бюрократы помешали.

— Конечно, помню, Курманбек!

— Сейчас в Чимкенте открыли памятник Гани Муратбаеву. В «Казахстанской правде» напечатано. Прочитай! Обязательно! — В голосе Курманбека слышалась радость.

А совсем недавно, в августе нынешнего года, в Москве состоялось открытие памятника Гани Муратбаеву. Вот как оно проходило.

На Ваганьковском кладбище, где в 1925 году был похоронен Гани, собрались представители молодежи всех союзных республик, Москвы, Ленинграда, ветераны партии и комсомола. Среди присутствующих находились первый секретарь ЦК ВЛКСМ Е. Тяжельников и первый секретарь ЦК ЛКСМ Казахстана З. Камалиденов. После траурных речей они подошли к памятнику и перерезали алую ленту. Покрывало упало, и перед глазами собравшихся предстал Гани, высеченный в граните. На постаменте надпись:

«Ответственный секретарь ЦК КСМ Туркестана, член исполкома КИМ. 1902—1925 гг. От комсомольцев и молодежи Казахстана».

Бахитжан Муратбаева — вдова Гани — не сводила глаз с памятника. Сорок восемь лет назад она похоронила вот здесь, на этом кладбище, своего Гани. Прошло почти полвека, но Бахитжан знала, что Гани будет жить вечно, народ никогда его не забудет!..