На литературных перекрестках - [48]

Николай Васильевич как критик отличался тонким безошибочным вкусом. Вероятно поэтому в его гостеприимном доме собирались поэты, имена которых приобрели широкую известность. Среди них бывали Ярослав Смеляков, Павел Васильев. Однажды Николай Васильевич предложил гостям устроить соревнование на пари: кто быстрее напишет экспромт на тему о гражданской войне. Победителем вышел Павел Васильев, написавший стихотворение за шесть минут. После этого прошли двадцать два года, и этот экспромт под названием «Лагерь» был опубликован в сборнике стихов и поэм автора.

Разбирая свой архив, я обнаружил редкую фотографию группы сибирских литераторов. Николай Васильевич с роскошными усами, чем-то похожий на Емельяна Ярославского, сидит в центре, его окружают Иван Ерошин, Леонид Мартынов, Сергей Марков, Евгений Забелин. Снимок сделан в 1929 году в Новосибирске. Но мне вспомнилась не Сибирь, а Казахстан, двадцать третий год в Семипалатинске, когда Феоктистов создал местную ассоциацию пролетарских писателей. Вспомнилась губернская библиотека, где собирались начинающие поэты, мечтавшие о литературной славе, начальник пожарной команды с чистыми голубыми глазами и огненно-рыжей бородой, сочинявший слабые стихи. Других участников ассоциации я не помню.

С трудом сейчас можно узнать на фотографии Сергея Маркова и Леонида Мартынова. Ушли из жизни Забелин и Ерошин. Ушел и Николай Васильевич Феоктистов, мой первый редактор, замечательный человек, воспитавший хороших журналистов, прозаиков и поэтов.

ИСКАТЕЛЬ ЖЕМЧУГА

Министр внутренних дел Алексей Николаевич Хвостов приехал в Ставку главнокомандующего в начале января тысяча девятьсот шестнадцатого года. Николай Второй производил смотр пехотной дивизии, отправлявшейся на фронт. Хвостов залюбовался новыми, начищенными до зеркального блеска сапогами, в которых маршировали солдаты, отбивая шаг крепкими подметками.

Министру то и дело поступали сигналы. Злонамеренные люди, подкупленные немцами, распространяли нелепые слухи, будто половина русской армии разута. Этим и объяснялись неудачи на фронте.

«Слава богу, что это не так!» — порадовался Хвостов.

Пока шел смотр, царский министр совершенно случайно за ближайшим холмом обнаружил, выражаясь современным языком, наглую «показуху». Начальник дивизии решил не портить хорошего настроения императору. Новые сапоги были в дивизии только в двух ротах. Царь, он же главнокомандующий, не подозревал, что солдаты с пожарной скоростью переобувались, чтобы пройти мимо него лихим маршем в новых сапогах.

Смотр закончился благополучно. Министр Хвостов возвращался из Гомеля в Петроград. Да, армия действительно разута, если даже на царский смотр вывели дивизию без сапог. Министр оценил выдумку начальника дивизии. Ловкач! А что, если бы до царя дошла эта забавная история с солдатскими сапогами? Разгневался бы монарх! Нет. Сделал бы вид, что не поверил. Наверху думают, что все обстоит благополучно. Так думает царь и его окружение. Сейчас ценят видимость, а не суть вещей.

Хвостов лежал в купе международного вагона, прислушиваясь к ритмичному грохоту колес. Он завидовал ловкачу начальнику дивизии. Такие люди теперь необходимы. Далеко пойдет человек!

Разные мысли рождались в голове министра.

Неудачи на фронте давали себя знать и в тылу. Настроение народа внушало опасения. Надо отвлечь людей от мрачных мыслей, навеянных войной и приближающимся голодом. А чем отвлечь? Развлечениями, песнями, музыкой. Пусть появится хоть бы видимость благополучия.

И Алексей Николаевич Хвостов подписал циркуляр губернаторам, градоначальникам, начальникам областей и губернским жандармским управлениям. Полиции предписывалось в кратчайший срок принять меры для розыска по всей России… народных талантов.

При обсуждении хвостовского циркуляра в Государственной думе (депутаты-большевики в это время находились в ссылке) лидер кадетов Милюков высмеял административный порыв Алексея Николаевича, а писатель Аркадий Аверченко выступил на страницах «Сатирикона» с ядовитым фельетоном.

В истории России это был, вероятно, первый и единственный случай, когда для поисков народных талантов были мобилизованы все чины полиции. Выполняя волю министра внутренних дел, губернатор спускал по административной лесенке директиву градоначальнику, затем она попадала полицмейстеру, околоточному и дальше до самого нижнего полицейского чина. Городовой приходил к дворнику:

— Народные таланты в доме прописаны?

— Никак нет!

Городовой докладывал околоточному, и отрицательный ответ поднимался по восходящей линии в установленном порядке к губернатору. До А. Н. Хвостова сводки не успели дойти — помешала революция. Так для истории осталось неизвестным, сколько народных талантов сумела обнаружить полиция. Надо полагать — ни одного.

Я вспомнил этот далеко не забавный эпизод, когда прочитал воспоминания Ольги Александровны Затаевич об ее знаменитом отце — собирателе казахского музыкального фольклора.

— Я не могу припомнить точно, — рассказывает она, — когда на улицах Оренбурга появилась афиша, извещавшая о концерте казахской народной музыки в клубе имени Свердлова. Помню только, каким возбужденным вернулся отец с этого концерта. С каким волнением он рассказывал нам о впервые услышанной им казахской музыке. Этот концерт произвел коренной сдвиг в жизни моего отца. Для него, человека с большим опытом и огромным знанием мировой музыкальной литературы, казахская народная музыка была радостным открытием… С этого концерта отец мой принял решение записывать казахскую народную музыку, чтобы уберечь ее от забвения и искажения.