На литературных перекрестках - [41]

Наша типография отпечатала удостоверения. По окончании байги их полагалось вручить победителям.

Наступил день степного праздника. Уже с утра мальчуганы в синих, красных, голубых рубашках гарцевали по степи, готовясь к скачкам. Ярмарочный торг окончился ровно в полдень, а через два часа началась байга. Сотня всадников выстроилась ровной шеренгой на линии, отмеченной красными флажками. По сигналу они тронули лошадей и не торопясь поскакали до Джильтау, где был небольшой отдых. В обратный путь всадники мчались, норовя обогнать друг друга и вырваться вперед. Шпалерами стояли толпы зрителей. Распорядители с красными повязками на рукавах следили за порядком и заблаговременно предупреждали:

— Жолдастар! Не помогать! Не помогать!

— Бесполезно, — махнул рукой Иса, сидевший на темно-карем жеребце. — Помогать будут! Каждый заинтересован получить приз.

Возвращения скакунов с нетерпением ожидали зрители, сосредоточенно смотревшие на голубую дымку горизонта. Из-за косогора начали появляться все новые и новые лошади. Стало слышно, как под ударами конских копыт гудела сухая земля. Желтое густое облако пыли встало над степью и прикрыло горизонт.

Распорядители обменивались беспокойными взглядами. Они по опыту знали, что порядок байги будет нарушен азартными владельцами скакунов. В решающую минуту, когда всадники поскачут последнюю, самую тяжелую версту, им на помощь ринется вся родня, присутствующая на байге.

— Так всегда бывает! — сказал Иса. — Бороться с этим невозможно. Люди даже пари держат на деньги, чья лошадь победит.

Чем ближе подходили к финишу лошади, тем чаще из толпы выскакивали владельцы и кидались на помощь своему скакуну, подбадривая криками наездников, а уставших лошадей камчой. Они хватали под уздцы, цеплялись за гриву, поводья, ремни стремян, а наиболее ретивые и за хвост лошади. Но распорядители пускали в ход камчи.

— Жолдастар! Не помогать! Не помогать! В сторону!

— Эту лошадь я знаю! — обрадовался Иса, заметив белого коня. — Я скакал на нем в Павлодаре. У него грива на правую сторону.

Юный джигит полулежал на луке седла, крепко зажав в кулаке повод. Чувствуя за спиной противника, он исступленно хлестал камчой своего коня и взвизгивал, захлебываясь знойным ветром, бившим ему в лицо.

Наступили последние, самые волнующие минуты борьбы за первенство, когда у финиша изнуренный конь и измученный всадник напрягают остатки сил для победного броска.

Яростный рев зрителей, стоявших шпалерами, приветствовал подходивших взмыленных лошадей.

По окончании байги ярмарком вручал победителям конских соревнований призы, в том числе и призы имени М. Горького и Д. Бедного, А потом состоялась джигитовка. Иса скакал, стоя на темно-карем жеребце, иногда исчезал с поля зрения, но вновь появлялся из-под брюха лошади, вызывая громкое восхищение толпы своей ловкостью.

Об этой байге я послал статью «На Куяндинской ярмарке» в московский журнал «Рабоче-крестьянский корреспондент». Ее напечатали в номере восьмом за 1925 год.

С Исой Байзаковым я пробыл в Куяндах до окончания ярмарки. Встретились мы с ним осенью того же года в Кзыл-Орде, куда акын приехал, получив приглашение работать в создаваемом казахском театре.

Иса пришел ко мне вместе с Хаджи Муканом, певцом Амре и артистом Серке Кожамкуловым. Так началась моя дружба с актерами. Примерно в это время Наркомздрав попросил меня написать пьесу для кружков художественной самодеятельности. Пьесу я сочинил с большой охотой и прочитал ее для проверки Исе. Он выслушал и сделал несколько замечаний. Одно из них крепко засело в моей памяти.

— Вот ты пишешь, джигит поднес возлюбленной цветы, алтайские розы. Это неправильно. Мы, казахи, живем в степи. А там цветов много, особенно весной, целое море. Вышел джигит из юрты, наступил на цветок и даже не заметил. Убери это место. Так не бывает.

Пьесу «Исцеление» перевели на казахский язык. Казгосиздат напечатал арабским шрифтом тысячу экземпляров. Только что родившийся казахский театр включил ее в репертуар и даже повез на летние гастроли. Играли в ней Калибек Куанышбаев, Серке Кожамкулов, Иса, Амре и, если не ошибаюсь, Елюбай Умурзаков и Капан Бадыров.

В том году я расстался с Исой Байзаковым и никогда больше его не видел.

В 1947 году я встретился в Москве с детьми умершего Исы — дочерью Макен и сыном Ертысом. После разговора с молодыми студентами у меня появилось желание выполнить совет Горького написать об Исе и Амре.

В 1948 году я приехал в Казахстан. Мне хотелось найти людей, друживших с Исой.

Просматривая книгу А. В. Затаевича «Тысяча песен казахского народа», я обратил внимание на мелодии Исы Байзакова, жителя Павлодарского уезда, Кзыл-Агачской волости, аул № 9, — «Какен», «Манш-Канчи», «Жар-Жар», «Танысу» и «Бике».

Бике — женское имя. Значит, существовала женщина, которая в жизни Исы, видимо, сыграла значительную роль.

Я отправился к композитору Ахмету Жубанову. Он посоветовал поискать ее в Семипалатинске или Павлодаре.

— Возможно, она жива, ей еще нет пятидесяти лет.

Я поехал в Семипалатинск и нашел следы Бике. В этих поисках мне помог педагог Галиакбар. Действительно, Бике жила в Семипалатинске, Исе она нравилась, говорят, он хотел на ней жениться. Благодаря этой ниточке я написал не повесть, а роман «Крылья песни».