На линии - [92]

Шрифт
Интервал

— Плевелы, ваше превосходительство…

— Что?! Что плетешь?!

— Наговоры. Султанский писарь, хорунжий башкирского кантона Биккинин, за то что по предписанию его высокопревосходительства генерала Эссена Петра Кирилловича и сверх желания моего…

— Остынь, остынь, батенька мой, что это ты как по писаному. — Вспышка гнева прошла, и Василий Андреевич, казалось, сам застыдился ее. — Как другу обскажи. Уж не утомляй старика.

Из рапорта в Пограничную комиссию хорунжего Хабидуллы Биккинина

«…по возвращении из степи на линию и явясь к Аржанухину, объявил оному о злодействиях киргизца Джанклыча Уразакова, узнанных в степи…»

Углецкий высоко ценил Аржанухина, понимая, как тяжело тому в поистине тяжкое для линии время. Ведь при его предшественнике, полковнике Донском, линия еще была почти условной и не суживала так владения киргизцев. Углецкий не сомневался, что есаул всегда действует в пользу пограничности.


Облапанная рассветом, луна с трудом добрасывала бледный отблеск к ногам дремлющего киргизца. В своих находах на двор Свиридовых, где батрачила жена его Тогжан, Байбатыр Урманов давно приладился ходить и уходить незамеченным, имея в товарищах лишь темное время. И вот сейчас встретит он утро возле дома сотника, к которому решил проситься в работники — степь стала ему злой мачехой.

Вышла Тогжан. Она робко улыбнулась мужу, и Байбатыр увидел, что она не сомкнула глаз. Удобней подогнув ногу под себя, Байбатыр запел вполголоса, стараясь отогнать подальше черную тоску. Выглянула и мигом исчезла за дверьми, испугавшись, жена сотника.

…Ой, ей-ей, крутеньки горы,
Глаза видят мертвы соли…

Увидев, что на двор вошел Аржанухин, которого знал каждый жатак на линии, Байбатыр только снял шапку и, раскачиваясь, будто унимая какую боль, в который раз уже затянул:

…Ой, ей-ей, крутеньки горы,
Глаза видят мертвы соли…

Выбежал сотник. На ходу подпоясываясь, Свиридов подлетел к киргизцу и, захватив в кулак побольше его грязного халата, встряхнул.

— Попался, ворюга! — сотник задохнулся и лишь, будто торгуя, потрясал пойманным перед подходящим к ним Аржанухиным.

— Чего ты там бормотал?! — есаул жестом показал сотнику отпустить киргизка.

— Плохой человек был… старшина говорил — поди убей. Я ходил, урус просил обождать, песню хотел петь. Хорош песня был. Урус пел — я слушал. Плохо-плохо русск слова понимай, а ой, чувствовал. Хорош песня.

— Эх… — есаул отвернулся, пошел со двора, словно и забыл, зачем приходил. — Эх, разве резвый конь дастся трусу? Разве песня…

Ой, раскройтесь, круты горы,
Покажитесь, мертвы соли…

Есаул начал громко, потом оборвал. Начал было по-новому и не смог. Ему стало одиноко. «Зло клейко, липко. Злой человек и святого к себе прилепить может, а уж два злых так вотрутся друг в дружку… А добро чистое, оно как солнце — и греет и светит, но смотреть на него прямо не каждому дано», — может быть, совсем ни к чему вспомнил Степан Дмитриевич слова урядника Плешкова.

— Эх, Петр Андреевич, Петр Андреевич… — проговорил Аржанухин, словно Плешков мог его услышать. — Лежишь ты за Илеком, во степи на ковыль-кошме… Любил ты нашу землю, служил ей… Лежи спокойно: где казак — там и земля казачья!

50

По приобретенной привычке да от чрезмерной тучности руки Григория Струкова покоились за спиной, как бы уравновешивая напиравший на встречных живот. Несмотря на хмурую погоду, настроение у управляющего Соляным Промыслом было приподнятым — сегодня он провожал новый обоз. К казенным солевозцам Кинель-Черкасской слободы, сел Никольского и Домашкина Бузулукского уезда, сел Пестровки и Порубежки Саратовской губернии прибавились малороссы Новокардаиловской слободы.

— Сколько нагрузили? — спросил Струков.

— Дюжины три будет, — скинув шапку, отвечал полковнику промысловый приказчик.

Наваленные пудов по шестидесяти мажары вытаскивались с Илецкой Защиты на зачерченный колесами и забитый копытами луг. Возчики осматривали, не дали ли трещину оси, хорошо ли держат рогожи. Скоро сюда прибудет конвой.

— Благословите, Григорий Никанорович! — подбежал к полковнику возбужденный Тарас Тарасенков, голова кардаиловских солевозцев.

— Смотрите, я зоркий. Не спущу. Отсюда замечу.

— О чем вы, ваше высокоблагородие? Не извольте сомневаться.

— Ладно, езжайте.

Вернувшись к комендантскому дому, Струков остался на крыльце. Вид скрипящих мимо фур ласкал его взгляд и слух.

— Дивные! Поглядите, какие возчики, а! — указал он вышедшему к нему коменданту. — Ну, Россия-матушка, подвязывай фартук и к печи вставай — соль к хлебу в пути!


На площади Илецкой Защиты Осоргин с трудом отлепил затяжелевший зад от седельной подушки, слез на землю, бросил повода Ружейникову. Запустив руку в карман, купец достал мешочек, развязал, вытащил монетку, бросил обратно, достал новую, протянул казаку.

— На! А это, — купец всыпал в ладонь Ружейникова еще три монетки, — снеси в церкву, пусть помолятся за счастливый доход каравана.

— Охота ж вам в даль такую тащиться было, — получая обещанное вознаграждение за сопровождение до Мертвецовского форпоста и обратно, спросил купца Ружейников. — Простились бы в Оренбурге, вот и не пришлось б тратиться.

— Дышу тяжестно… Не дождусь, заберет бог. Уж так медленно, черти горбатые, ступают. Да азиатцы у родничков отдыхают слишком. Полежать горазды, чище наших, российских. Со своей-то ленью как верблюд с горбом, а чужая прямо-таки душу вынимает.


Рекомендуем почитать
На заре земли Русской

Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?


Морозовская стачка

Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.


Тень Желтого дракона

Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.


Избранные исторические произведения

В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород".  Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере.  Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.


Утерянная Книга В.

Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».


Повесть об Афанасии Никитине

Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.


Музыканты

В сборник известного советского писателя Юрия Нагибина вошли новые повести о музыкантах: «Князь Юрка Голицын» — о знаменитом капельмейстере прошлого века, создателе лучшего в России народного хора, пропагандисте русской песни, познакомившем Европу и Америку с нашим национальным хоровым пением, и «Блестящая и горестная жизнь Имре Кальмана» — о прославленном короле оперетты, привившем традиционному жанру новые ритмы и созвучия, идущие от венгерско-цыганского мелоса — чардаша.


Лики времени

В новую книгу Людмилы Уваровой вошли повести «Звездный час», «Притча о правде», «Сегодня, завтра и вчера», «Мисс Уланский переулок», «Поздняя встреча». Произведения Л. Уваровой населены людьми нелегкой судьбы, прошедшими сложный жизненный путь. Они показаны такими, каковы в жизни, со своими слабостями и достоинствами, каждый со своим характером.


Сын эрзянский

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Великая мелодия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.