На Лесном озере - [70]

Шрифт
Интервал

В конце ноября 1968 года он подал рапорт с просьбой оставить его еще на год.

«Тут чисто личные причины, – писал он Кэти. – Может быть, когда-нибудь я сумею тебе объяснить это решение. Сейчас я не могу отсюда уехать».


Порой в ночной засаде, притаившись на рисовом поле близ спящей деревни, Кудесник смотрел на луну и слушал многие голоса, доносившиеся из тьмы, – голоса духов и призраков, голос отца и всех прочих поздних гостей. Говорили деревья. И камни говорили, и заросли бамбука. Он слышал, как люди умоляют сохранить им жизнь. Он многое слышал – одно дышало, другое не дышало. Все это происходило исключительно у него в голове – некая полночная телепатия; порой, подняв глаза, он видел процессию мертвецов, тянувшихся сквозь тьму с зажженными свечами, – видел женщин и детей, рядового Уэзерби, старика с костлявыми ногами и маленькой деревянной мотыгой.

– Прочь отсюда, – бормотал он, и иной раз они его слушались.

А иной раз нет, и тогда ему приходилось давать по рации сигнал артиллеристам. Джунгли вспыхивали ярким пламенем. Реки горели огнем.


За два месяца до демобилизации Кудесник перешел в батальонный штаб. Работенка не бей лежачего: сплошь бумажки, никакого напряга, над головой жестяная крыша. Война, по сути, кончилась. Фокус теперь был – обеспечить себе нормальное будущее.

Он несколько недель об этом думал, взвешивал все возможности. Однажды поздно вечером заперся в штабе, взял список личного состава батальона и, чуть поколебавшись, вставил его в пишущую машинку. Через десять минут он улыбнулся. Стопроцентной гарантии, конечно, не будет, но попробовать можно. Он порылся в архиве и вытащил толстую папку с утренними рапортами третьей роты. За два часа, работая ножницами и пишущей машинкой, сделал все необходимые изменения: убрал отовсюду свою фамилию и тщательно исправил цифры. В каком-то смысле даже вина стала меньше чувствоваться. Появилась приятная легкость. На более высоких уровнях, рассуждал он, тоже подправляются кой-какие документы и аккуратно вымарываются кой-какие факты. Около полуночи он приступил к более тонкой работе – стал переводить себя в первую роту. Начал с первого же дня своего пребывания во Вьетнаме; решая арифметическую задачу в обратном порядке, он внес свою фамилию во все ротные списки, зафиксировал все повышения, сделал все записи о вручении медалей, проставил всюду нужные даты. Ясно, что иллюзия не будет полной. Она никогда полной не бывает. И все же, считал он, классно получается. Все гладко, все логично. В третьей роте его знали только как Кудесника. Настоящую фамилию слыхали очень немногие, да и те, скорее всего, уже забыли. И чем дальше, тем надежней память о нем будет изглаживаться.

Он закончил работу перед рассветом шестого ноября 1969 года. И через неделю вылетел в Штаты.

В Сиэтле он стал звонить Кэти из аэропорта, но на втором гудке вдруг ухмыльнулся и повесил трубку. Перелет в Миннеаполис был потерянным временем. Из-за часовых поясов, наверно, но и не только из-за них. Он не знал, чего от себя ждать. В небе над Северной Дакотой прошел в уборную, снял там форму, надел свитер и слаксы и долгим оценивающим взглядом посмотрел на себя в зеркало. Постояв, подмигнул себе «Здорово, Кудесник, – сказал он. – Как колдуется-то?»

27

Предположение

Может быть, дважды в ту ночь Джон Уэйд просыпался весь в поту. В первый раз, около полуночи, он, может быть, повернулся на другой бок и приткнулся к Кэти в каком-то полубреду, в легкой лихорадке, и ночной шепот озера и леса бежал сквозь его мозг, как электричество.

Позже он откинул одеяло и прошептал:

– Христа прикончить.

Он тихо спустил ноги на пол и, качнувшись, встал. Прошел по коридору на кухню, наполнил водой старый железный чайник, зажег газ и поставил чайник на плиту. Может быть, стоял потом в ожидании, совершенно голый, глядел в потолок и чувствовал всю тяжесть поражения, весь ужас, весь позор, крушение всех надежд. Это были не просто проигранные выборы. Это было бесчестье. Тайное стало явным, и он, беспомощно кружась, летел сквозь пустоту. В мире не было места для жалости. Голая арифметика – чистая мощная волна. Сент-Пол проигран в самом начале. Дулут проигран один к четырем. И профсоюзы, и немцы-католики, и вся безликая мелкая сошка. Очевидный победитель, потом раз – и раздавлен. Так все стремительно.

Чайник бодро засвистел, но он не мог заставить себя шевельнуться.

Политика из-за угла. Он вновь видел все как было в точности. Фотографии на первой странице: трупы вповалку в немыслимых позах. Фамилии и даты. Показания очевидцев. Он вновь видел, как Кэти поворачивает к нему лицо в то утро, когда это вышло наружу. Теперь она узнала. И всегда будет знать, туг не только ужас Тхуангиен – тут и ужас сокрытия самого по себе, ужас молчания и предательства. Лицо ее было безучастно. Ни шока, ни изумления – пустое, темнеющее лицо, в котором двадцатилетняя любовь смывалась уверенностью в том, что ни в чем нельзя быть уверенной.

– Христа прикончить, – сказал он.

Он чувствовал, как в крови гудит электричество.

Может быть, потом, когда вода уже кипела вовсю, он рывком поднялся и подошел к плите


Еще от автора Тим О’Брайен
Вещи, которые они несли с собой

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Что они несли с собой

Тим О’Брайен — американский писатель, политолог и журналист, лауреат Национальной книжной премии и множества других национальных и международных премий.В 20 лет, прямо со студенческой скамьи, был призван в армию, чтобы отправиться служить во Вьетнам. Он пробыл всего год на этой войне — самый страшный год своей жизни, который, по собственному признанию писателя, оставил незаживающую рану в его сердце.Позже, когда боль пережитого ужаса начала стихать, он начал писать об этой войне — так, как может писать лишь тот, кто под обстрелом вжимался в землю, пропахшую порохом и кровью, терял друзей, убивал и видел то, чего не должен видеть никто и никогда.


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.