На крыльях - [56]

Набрав прежнюю высоту полёта, он включил автопилот.

— Вон впереди Венёв, — сказал он. — Если хочешь, проверим.

Он включил радиокомпас и настроил его. Тонкая стрелка дрогнула, побежала влево и замерла на нуле! Впереди был Венёв…

* * *

19 апреля 1954 года днём была отличная ясная погода и, подлетев к Ростовскому аэропорту, мы сразу увидели с воздуха пустую толпу у перрона.

— На виду у всех будем садиться, — сказал мне командир, — надо постараться.

— Есть постараться, — бодро отвечаю я.

Вошли в круг, сделали четвёртый разворот, уточнили расчёт — всё в порядке. До этого нам приходилось сотни раз садиться днём и ночью, на обледеневшем самолёте, при сильных боковых ветрах, в дождь и болтанку, на многих аэродромах, но…

Но садиться на своём, так сказать, родном аэродроме, в присутствии всего нашего коллектива, в котором даже каждая машинистка может с абсолютной точностью прокомментировать любую посадку, в таких условиях, не предусмотренных ни одним наставлением по производству полётов, нам приходилось впервые.

И мы, естественно, усердно «старались»…

— Высота — 100, скорость — 180, — отчётливо подсказывает бортмеханик Володя Клинк. — Высота — 50, скорость — 180…

— Выпустить щитки.

— Есть выпустить щитки! Высота — 40, скорость — 160… Высота — 20, скорость — 160… — звучит ровный голос бортмеханика.

И чем ближе бетонка, тем учащённее бьётся моё сердце, тем сильнее желание неслышно «притереть» машину у посадочных знаков.

Плавно стали выбирать самолёт из угла планирования, придавая посадке красивый профиль и, разумеется, ещё больше стараемся. Высота 3… 2… 1 метр… Вот-вот сейчас «притрём»… и вдруг — о, ужас! — самолёт чиркнул колесами о бетон, отошёл от земли сантиметров на двадцать и снова опустился на колеса, да так и побежал с «недобранным хвостом»…

«Постарались!..»

К перрону подрулили мрачные и не смотрим друг на друга. Выключили моторы. Сошли все пассажиры… Мы значительно дольше обычного возимся в своей кабине и неохотно сходим по трапу.

Миновать встречу с товарищами невозможно. Идём к аэровокзалу нехотя. Вот видим могучую фигуру командира, поодаль — его заместитель по политчасти, рядом с ним начальник политотдела — всё начальство!..

— Здорово, лётчики! — весело кричат нам товарищи. — С отличной посадкой вас!

И пошло… Им-то весело, а нам?.. Теперь мы представляем, как трудно будет садиться Дорохову, который летит тоже из Москвы, следом за нами. Хотя бы он поскорее сел…

А пока все внимание уделено нам.

— Идёт у вас дело, — беззлобно трунят над нами. — «Козлы» делать научились, теперь надо взяться за расчёт и садиться не в начале, а в конце полосы!

Терпим. И хотя «козла» у нас не было, прощаем товарищам их традиционные лётные преувеличения.

Впрочем, кое-кто унимает остряков:

— Будет вам из мухи слона делать…

Ох, и злая эта «муха»!

На наше счастье в небе послышался рокот моторов и в круг вошел самолёт Л-4878. Это — Дорохов. Ровно в 15 часов 40 минут Илья Нефёдович мастерски посадил свой воздушный корабль на три точки. В толпе лётчиков раздается одобрительный гул.

— Отлично «притёр» старик!

— Полагать надо. Десять тысяч часов он налетал только на ЛИ-2!

— Да, летает человек, ничего не скажешь!

Вскоре самолёт Дорохова подрулил к перрону, и все, как по сигналу, побежали к нему. У многих в руках букеты цветов.

Когда из самолёта стали выходить пассажиры, их изумлению не было конца — столько людей, цветы, фотокорреспонденты, журналисты! Почти все они, не понимая в чем дело, в сильном смущении старались поскорее уйти в сторону от этой шумной и радостной встречи.

Вышли пассажиры, носильщики с чемоданами, встречающий врач… В двери показалась высокая, слегка сутуловатая фипура в костюме аэрофлотца. Это Илья Нефёдович. Он никак не может решиться выйти, не привык к почестям, да и не любит их.

Потом, низко пригнув голову, выходит на трап. Гром аплодисментов встретил его. Волнуясь, Илья Нефёдович сошел по ступеням и направился к командиру.

Все стихли.

— Товарищ командир, — докладывает он, — экипаж самолёта 48–78 выполнил рейсовый полёт по маршруту: Москва — Воронеж — Ростов. На борту всё в порядке.

— Товарищи, — обращаясь ко всем, громко говорит командир, — этим рейсом наш старейший лётчик командир корабля Илья Нефёдович Дорохов завершил безаварийный налёт своего третьего миллиона километров… От имени всего коллектива поздравляю вас, Илья Нефёдович, с новым успехом в вашей лётной работе…

Он крепко пожимает юбиляру руку. Щёлкают затворы фотоаппаратов, к Дорохову тянутся десятки рук с букетами цветов. Тут же у самолёта открывается митинг.

Приятно жить и работать в стране, где труд человека ценят превыше всего, где всякий человек окружён любовью и вниманием народа!

Нам хочется послушать, о чём будут говорить, но времени уже не остаётся: надо пообедать и готовиться к дальнейшему полёту, в Минеральные Воды.

* * *

Весь путь до Минеральных Вод мы летели под впечатлением этой встречи Дорохова и… своей последней посадки. Разговариваем редко и скупо. Больше молчим и думаем.

… Вот и аэропорт Минеральные Воды у подножья крутой горы. Спокойно заходим на посадку и отлично приземляемся на три точки возле самого «Т», без всякого старания.