На крутом переломе - [53]

Тут я не выдержал.

— Вы не правы, товарищ Бурапов! Кадры — мой вопрос. Мне с ними работать. И подбирать их я должен сам. Мне кажется, ошибается тот, кто привносит в кадровую политику методы революционных лет. Сейчас не та обстановка, когда все решалось порывом. Напором, энтузиазмом. Сегодня, не отрицаю, нужны волевые люди, но, главным образом, требуются хорошие специалисты, технически грамотные люди. С этих позиций я формирую кадры, подбираю тех, с кем собираюсь работать не год и не два. Теперь о системе. «КСОПмер» — это не Никаноров. Меня можете не уважать, но авторы этой системы — люди известные на заводе: Исаков, Яктагузов, Пармутов, Перьев, Зарубин, Бухтаров… А вы? Вы, секретарь парткома, встаете на другую сторону баррикады. И потом, это что? Обсуждение наших мер по безусловному выполнению плана или персональное дело Никанорова? Если персональное дело, тогда надо было заранее поставить в известность. А так — это недозволенный прием. Поэтому мне делать здесь больше нечего! — Я отодвинул стул, повернулся и вышел.

— А дальше что, чем все закончилось? — спросил я отца.

Он даже раскраснелся. Потом добавил в чашку горячего чая, попил немного и продолжил:

— Трудно передать состояние, в котором я находился в те минуты: не хотелось идти в свой кабинет. Поэтому, решая, как поступить дальше, посидел в скверике на скамейке, что перед зданием заводоуправления, потом прошелся по дорожке взад-вперед, и, не заходя к себе, сел в машину и уехал в райком партии. Дальше так работать немыслимо. Нельзя каждый вопрос решать через конфликт. Если столько труда, знаний и нервов придется отдавать каждому новшеству, то надолго меня не хватит, решил, что надо идти к Учаеву. Василий Николаевич поймет.

— Это кто? — спросил Вадим.

— Первый секретарь райкома.

— Выслушав меня, — продолжал отец, — Учаев, подолгу обдумывая каждое слово, начал неторопливо: «Бурапову, по-моему, все приелось. Он слишком засиделся в кресле. Меняются директора, а он остается. Все время „сухим“ из воды выходит. И беды, которые обрушиваются на завод, его, вроде, и не касаются. У Бурапова сложилось мнение о непогрешимости личного авторитета. А чем человек оправдывает свою непогрешимость: ссылкой на решение парткома. Дескать, мы по данному вопросу уже принимали то-то и то-то. Он, и в самом деле, больше тормозить будет, чем помогать вытащить завод из прорыва. Полянин тоже во всем его песни поет. Трудно, когда человек между двух огней попадает. По войне помню. Да и в горком на вас пишут и пишут. А я сказал, что мы верим директору». — «Спасибо, Василий Николаевич». — «„Спасибо“. А ведете себя не лучшим образом. С этой системой „КСОПмер“. Расписали, рассчитали все по часам. Одного не учли: психологию Бурапова. И он в чем-то прав. У них тоже есть мероприятия. Коллективные, кстати. А у вас определенный авторский состав. По-моему, надо написать на титульном листе всю фирму, для представительства: администрация, партком, завком, комитет комсомола. Что вам важнее, титул или существо системы? Вот и хорошо, что поняли. А избивать, договариваясь об этом заранее, мы Бурапову и Полянину не позволим. Их давно пора разъединить. По-моему, Тимофей Александрович, надо предложить Бурапову должность начальника ОТК. Однажды он уже просился на эту должность. Да Каранатов его с толку сбил. Обещал сделать заведующим промышленно-транспортным отделом. Я категорически против. А в ОТК пойдет. Что и говорить, место, по традиции, становится партийным. Третий секретарь парткома. Вы уж его, Тимофей Александрович, без особой потребности не зажимайте, не сводите с ним счеты. Кого же к вам секретарем парткома?» «Может, из начальников цехов кого посмотреть? — предложил я. — Чем плох, например, Бухтаров? Бывший секретарь одной из крупнейших партийных организаций на заводе. Со всеми умеет находить общий язык — и с рабочими, и с итээровцами». «Я слышал о нем, — сказал Учаев. — Видел на районной партконференции, когда он выступал. Мне он понравился. Хотя работать с ним вам придется, если его утвердит бюро. Ну что ж, поговорили ладком. До следующих встреч, Тимофей Александрович. Рад видеть вас всегда».

— А чем все кончилось, пап? — спросил Вадим. — Бурапов, Полянин где сейчас? Бухтаров?

— Все на заводе: Бухтаров — секретарь парткома, Бурапов — начальник ОТК. Полянин тоже последние дни дорабатывает. Замом к нему устроили Ивана Перьева. С перспективой. Он парень серьезный. Сейчас входит в курс дела. — И тут отец повернулся ко мне и говорит: — Я рад, что у тебя такая девушка. Люба красивая. И думаю, ты будешь счастлив, если женишься на ней.

Я не удержался тоже от одного вопроса. Люба меня давно просила об этом.

— Папа, а говорят, ты очень сурово обошелся с Романом Андреевичем? Это правда?

— Что заслужил, то и получил.

— Это на всю жизнь или временно?

— Посмотрим, как он зарекомендует себя на новом месте. А там увидим.

— Все дело в нем?

— Да, Борис, это так.

Мы встали из-за стола и стали расходиться по своим комнатам. Я весь вспотел, однако задание Любы выполнил. Люба, Любушка! Я минуты не могу прожить, чтоб не думать о ней. Весь измучился, весь испереживался. И мне казалось, что на свете нет дел и забот важнее, чем мои переживания. Теперь, когда мы узнали, что у отца происходит, мне даже смешно стало. А мы с Вадимом ничего не знали. Здесь есть над чем подумать. Не легко, видимо, держаться в директорском кресле. Олег Фанфаронов тоже про это говорил. Интересно, Люба обрадуется или нет, когда я скажу, что ее просьбу выполнил? А когда подойдет дело к женитьбе, я заведу разговор с отцом еще раз. Роман Андреевич, думаю, к этому времени себя покажет. Не будут же они век в конфронтации жить? Быстрей бы Люба возвращалась. К концу недели с ночевкой, о чем я предупредил отца и Вадима, вместе с ребятами из сборной команды области поеду к Ильичу.