На крестины в Палестины - [38]

А пока я вам тут о происхождении Петра Пустынника рассказывал, мои менты любезно стояли с открытыми ртами, глядя на обнаглевшего бомжа. Ну, виданное ли это дело, у милиции фамилии спрашивать? Круче этого может быть только самовольная остановка рядом с постом ГАИ, оставление посреди дороги вверенного транспорта и визит к гаишнику с требованием предъявить разрешение на ношение оружия и ключей от дома, где деньги лежат. Как думаете, что вам будет, если вы такую операцию провернете (к непосредственным начальникам данного гаишника и прочим министрам мое предложение не относится)? Правильно. Об этом лучше не говорить. Особенно перед дальней дорогой. И все-то вы знаете! А вот Петр Пустынник не знал, каким именно тоном следует знакомиться с первым встречным милиционером.

– Сеня, он охренел, – констатировал Жомов. – Дай я его разочек стукну?

– Только без членовредительства, – предупредил его Рабинович.

Омоновец покорно кивнул и слез с лошади. Подойдя к Пустыннику, он сначала слегка погладил его резиновой дубинкой, стараясь не попасть по кольчуге. Затем заехал в ухо именно с такой силой, которая и требовалась для того, чтобы западноевропейский бомж ошалел, но остался в сознании. Ну и под конец Ванюша вывихнул наглецу большой палец. Петр истошно завопил.

– Ваня, блин, дуболом ты стоеросовый! – рявкнул на него мой хозяин. – Я же просил тебя обойтись без членовредительства.

– Сеня, ты ослеп? – удивленно спросил Жомов. – Член от пальца не отличаешь?

Рабинович от такой наивной, детской простоты на время потерял способность к членораздельной, извините, речи, а Попов вдвое согнулся от хохота, падая на дно своей телеги. Я сидел прямо напротив омоновца и, чтобы не унижать его самолюбия, закрыл морду лапой. Ну его, еще увидит, что над ним и псы уже смеются, не дай бог, застрелит кого-нибудь от обиды. Ну а Сеня, когда наконец отошел от столбняка, просто покрутил пальцем у виска, выражая свое мнение относительно умственных способностей Жомова с Поповым, и, потребовав от Горыныча перестать болтаться в воздухе и принять нормальный размер, пошел к Пустыннику вправлять ему палец и мозги.

Я всегда удивлялся, насколько вежливей и понятливей становятся многие люди после приватной беседы с нашим Ванюшей. Ну прямо как шкодливые щенки после хорошей дрессуры! Вот и наш заносчивый гость мигом перевоспитался и с Сеней разговаривал, как с богом. Ну, почти как! Рабинович же закончил обучение дикаря, разъяснив, в какой именно форме следует обращаться к сотруднику российской милиции, когда он при исполнении, а затем отпустил бедолагу сказать своим подчиненным, что уже можно приносить благодарность спасителям. Естественно, размер и форму благодарности Рабинович оговорил заранее.

Подрастерявшим большинство своего имущества во время бегства от сарацин ландскнехтам пришлось попотеть, чтобы удовлетворить запросы моего хозяина. Может быть, они бы с радостью плюнули на благодарность и продолжили бежать по степи от сарацин, но, вспомнив о Горыныче, решили даже не пытаться скрыться от благодетелей. Поднатужились, по сусекам поскребли и наскребли признательности на колобок… Э-э, для Рабиновича то есть.

После того как все формальности были улажены и наше с Сеней имущество заметно увеличилось, официальная часть встречи под Цивитотом была закончена и все приступили к банкету, сооруженному, естественно, из припасов крестоносного недобитого войска. Петр все время опасливо косился на Ванюшу, уже забывшего о его существовании, но в общем чувствовал себя более раскованно. Он и рассказал нам, что случилось с его личным составом.

Оказывается, накануне подчиняющаяся ему рать раскололась на две половины, одна из которых пошла грабить какой-то городишко. Я не расслышал, какой именно, но, по-моему, Еленополь. Верные Пустыннику люди остались стоять под Цивитотом, раздумывая, как бы разграбить богатую Никею. Ничего умного придумать Петру и его помощникам не удалось, зато хитроумный Кылыч– Арслан решил использовать удачный случай. Этот сарацинский еврей (это не я, а Пустынник его так обозвал), узнав о расколе вражеской армии, тут же заслал в лагерь Петра лазутчиков, которые сообщили, что отколовшаяся часть войска пошла не в Еленополь, а в Никею, которая теперь благополучно разграбляется.

Естественно, соратники Пустынника, все до единого причем, жутко возмутились подобным вероломством. Одно дело, когда раскольники пошли какой-то зачуханный Еленополь разорять, а другое – взять богатую Никею. Естественно, вся армия тут же бросилась вперед, чтобы успеть в сарацинский город хотя бы к шапочному разбору. Почему-то ни один дурак не подумал: как это малочисленному отряду удалось захватить хорошо укрепленный город? У всех в голове была одна только мысль: урвать хоть кусок чужого счастья, пока его из ассортимента не изъяли. В результате армия Петра с разбегу угодила прямо сарацинам в лапы.

– Вот так мы и попали в засаду, – закончил командир разгромленной армии бродяг свой рассказ. – Видели, как сарацины людей вербуют? А ислам такая штука, что от него запросто, как от христианства, не отречешься. Теперь защитников у Никеи значительно прибавится. А если бы не ваше вмешательство, боюсь, армия Кылыч-Арслана пополнилась бы настолько, что крестовый поход рыцарей прямо здесь бы и закончился.