На Краю - [56]

— Все вы знаете, что произошло. Мы поймали чужака. Он утверждает, что прилетел сюда по заданию своей тамошней, небесной дружины, но друзья предали его и бросили здесь, а сами улетели. Мы проверили его слова. Похоже, что он не врет. Мы не нашли вокруг деревни никаких следов небесной лодки. Зато в том месте, где они якобы приземлялись, в тридцати верстах к северу, следы есть. И если судить по этим следам, он говорит правду.

Я вскинул голову и удивленно посмотрел на стоящего рядом Ивана. Тот заметил мой взгляд и усмехнулся. Вон оно что. За эти дни они не поленились наведаться туда, откуда я пришел, и нашли подтверждение моему рассказу. Интересно, а тамошним жителям они поведали, что по душеньку одного из них прилетала небесная лодка? Впрочем, не все ли мне равно…

— Теперь ему некуда идти, — продолжал Добрыня. — Он сказал мне, что хочет остаться у нас. Но решить, как с ним быть, мы можем лишь вместе, сообща. Выбор прост: изгнать его или принять в общину.

— Повесить его, и дело с концом! — подал голос кто-то из толпы.

— Это против закона, — возразил Добрыня. — Он ничего не совершил.

— В прежние времена хватило бы и того, что он оттуда! — крикнул все тот же голос.

— Все меняется, — спокойно сказал Добрыня. — Пора признать, что там живут чужаки, но не враги. А то и друзья.

Я едва не присвистнул, но тут же взял себя в руки и скромно уставился в землю, как и подобает жалкому просителю.

— Алексей! — обернулся ко мне Добрыня. — Тебе слово.

Я сделал шаг вперед, скользнул глазами по шеренге людей, стоящих в первом ряду. Мне нечего было делать в их мире, и я не собирался здесь оставаться, но ради спасения жизни стоило найти нужные слова и взять правильный тон. Мне нужно их убедить. Но ложь не шла с языка.

— Я хотел бы вернуться, — тихо сказал я, — но не могу этого сделать. И раз уж мне суждено здесь остаться, я прошу вас… — Я запнулся, подбирая слова. — Прошу вас принять меня и позволить стать одним из вас. Я знаю, что будет трудно. Но я хочу попробовать.

— Все сказал? — проворчал Добрыня, оттирая меня обратно в строй дружинников. — Кто еще высказаться хочет?

В круг выступил, опираясь на палку, совсем древний старик.

— Негоже от веры отступать, Добрыня. Отпустим его — Солнце нас не простит. Или ты конец света приблизить хочешь? Удавить его, как обычай велит, а тело в лесу зарыть!

Толпа загудела, непонятно, с одобрением или недовольно, а у меня мурашки побежали по спине. Повезло мне, как ни крути, что времена у них нынче «не те». Или не те воеводы?

— Глупости говоришь, Захар, — в круг выступил мужик из дружины. — Столько лет прожил, а ума не нажил. Где это видано, чтоб чужаков в подвале казнили да на огороде закапывали? Или не хозяева мы на своей земле? В темноте да тайне одни преступные дела вершиться могут. Нет, убивать его по обычаю должно, под пресветлым Солнцем.

— А вдруг его дружки все же вернутся? — крикнул молодой голос из толпы. — И вздумают отомстить?

— Верно мыслишь, — кивнул Добрыня. — Если его начнут искать и не найдут, неприятности будут не только у нас. А в других деревнях не такое хорошее войско. Пусть лучше живым его обнаружат, а с чужаками мы уж как-нибудь разберемся.

Толпа снова зашумела. Довод подействовал. И в самом деле, звучало убедительно: мои друзья прилетят, не найдут меня и начнут мстить всем подряд. Есть чего испугаться, не зная, что таких друзей у меня нет.

— Кто еще сказать хочет? — Добрыня оглядел толпу.

Вперед шагнула молодая женщина. Ребенок лет пяти цеплялся за ее юбку.

— Мы на этом месте больше века живем, здесь могилы наших предков, — обратилась она к толпе. — Если за него мстить прилетят, сами-то мы сбежим, да все добро потеряем.

— Да брось ты, Варвара, — выкрикнула из толпы совсем молодая девка с ребенком на руках. — Куда нам бежать? Тут и поляжем. Гнать его, так я сужу! Пусть с других спрашивают, куда он подевался!

— Гнать, гнать! — поддержали девушку несколько человек.

Толпа вновь загудела.

— Всё? — Добрыня оглянулся вокруг. — Да? Тогда пора суд вершить.

Он взял в руки небольшой деревянный бочонок и принялся обходить толпу. Голосование было тайным. Люди кидали в бочку оструганные палочки. Длинная — прогнать или казнить, короткая — помиловать и принять, как мне с утра объяснил Добрыня.

Последний человек высказал свою волю. Добрыня принес бочонок и поставил на расстеленный платок перед собой.

— Иди сюда, — позвал он. — При тебе считать будем, без обмана.

Я подошел к платку. Бочонок опрокинули, и я увидел, кажется, только длинные палочки. Их было много. Гораздо больше, чем коротких. Руки дружинников потянулись к платку и принялись раскидывать «голоса» на две кучки. Я беспомощно оглянулся и увидел Ивана — он все время маячил где-то рядом со мной, стерег, должно быть.

— Не могу смотреть, — пробормотал я, отступая назад. — И так верю, что не обманете.

— Боязно? — Иван усмехнулся. — Посиди вон. — Он подвел меня к лавке и сам уселся рядом. — Повезло тебе, парень. Суда нашего общинного удостоился. Сроду чужакам такой чести не было. Суд равных это. — Он задумчиво пожевал губами. — Да-а… Может, и казнят тебя сейчас, а все равно что-то стронулось в мире…