На Краю - [26]

— И мир изменился… — тихо сказала Анна.

— Ну да… — я понял, куда она клонит, и засмеялся. — Не надо делать из меня противника прогресса. Видишь ли, гиперпрыжок сначала очень многих лишил власти. И понадобился почти век, чтобы появился Союз, да и то лишь потому, что Галактику можно было освоить исключительно сообща. С межзвездной связью все наоборот. Сначала она лишит очень многих людей свободы, к которой они привыкли, и только потом начнет приносить пользу.

— Значит, польза все-таки будет?

— А как же. Цивилизация придет на Край семимильными шагами. Здесь наконец-то наведут порядок. Но у порядка по сравнению с хаосом есть свои минусы. За него приходится очень дорого платить.

«Свободой», хотел добавить я, но удержался — получалось слишком пафосно.

— Я понимаю, — неожиданно кивнула Бовва. — Порядок — это ограничения. А вам противны любые ограничения, так?

— Не любые, — я нахмурился. — Но частенько грань бывает слишком тонка. Край Галактики нравится мне таким, какой он есть, — я вспомнил о последних событиях и добавил, не в силах скрыть горечь. — Точнее, каким был.

«А может, лучше дальняя связь, чем полиция на каждом шагу?» — внезапно закралась мне в голову мысль. Но я благоразумно оставил ее при себе. Если мои страхи насчет полицейских кордонов и прочих перегибов, допустимых в чрезвычайной ситуации, оправдаются, придется менять стратегию, а вариантов в запасе всего два: выдать пассажиров или убить их. Хорошенькая перспектива, которой уж точно не стоит заранее делиться с Бовва…

Разговор сам собой оборвался, и я отправился на свою раскладную кровать, оставив Анну в кресле второго пилота.

Мы сели на планету ночью. Несмотря на помощь Анны, я чувствовал себя ужасно. Следовало либо выпить чашки три крепчайшего кофе, либо лечь и спокойно поспать хотя бы несколько часов. Я рассудил, что спешить некуда, объявил тихий час и уснул, забыв запереть рубку. Расслабился за последние дни, поверил, что им некуда и незачем бежать. Но пассажиры как будто прочли мои недавние мысли.

Я проснулся и несколько секунд не мог понять, что разбудило меня. Звук? На «Птахе» царила мертвая тишина. Тишина! Я вскочил, понимая, что случилось непоправимое. В корабле не было никого, кроме меня, я ощущал это всей кожей, шестым чувством, отточенным за годы, проведенные в космосе. Я бросился в кают-компанию, потом в каюту, проверил даже гальюн. Никого.

Вернувшись в рубку, я включил обзорный экран. Было уже светло. Несколько мгновений я тупо наблюдал утреннюю космодромную суету за бортом. «Боже мой, зачем? — думал я. — А главное, как?» Они не могли опустить аппарель, я заблокировал ее. Разве что… Проклятие! Я обшарил карманы кителя, висящего на спинке кресла в рубке, и убедился, что ни оружия, ни универсального ключа там нет.

Куда они пойдут? В здание космопорта, конечно. По-другому с взлетного поля не выбраться. Там-то их и схватят. Я не говорил им, случая не было, но на Онтарио, в отличие от многих планет Края, на выходе стояли рамки, считывающие печати. Как только они пройдут рамку, информация о них попадет в базу. Люди несовершенны, охранники и таможенники могут не помнить все полицейские ориентировки. Но система не забывает ничего. Если в ней есть информация о розыске этих людей — тревогу поднимут моментально. Я-то собирался вывести их через служебный вход…

Я додумывал эту мысль, доставая экран, вызывая такси и пулей вылетая из «Птахи». Я не успею, думал я, запрыгивая в машину. Я не успею.

Но я успел — почти. Должно быть, они прошли все взлетное поле пешком и долго стояли в очереди к стойке паспортного контроля у выхода из космопорта. Сейчас их очередь почти подошла. На что они рассчитывали? Что рамки не считывают печати? Наделись, что информация сюда не добралась? Какая глупость! Они ведь знали, что Онтарио — один из крупнейших транспортных узлов Края. Тогда в чем дело? Жест отчаяния? Желание сдаться?

Недавно прибыл очередной пассажирский лайнер, в зале толпилось много народу. Я наступал на ноги, спотыкался о баулы и репетировал про себя нужные слова: «О, это вы, как я мог вас потерять, давайте отойдем…» Мне не хватило нескольких шагов. Филипп Бовва, подошедший почти вплотную к рамке, внезапно выхватил пистолет. Я с ужасом узнал собственное оружие. Дальше все происходило очень быстро. Люди шарахнулись от него, офицер у стойки паспортного контроля потянулся к кобуре, и Бовва выстрелил в него. Раздался громкоголосый визг, большинство людей повалилось на пол. Остальные полицейские за стойкой тут же залегли.

Я бросился вперед, уже ничего не понимая и не прикидывая. Все случилось одновременно. Выглянув из-за стойки, полицейский прицелился в Филиппа. Я прыгнул, пытаясь то ли сбить Бовва с ног, то ли прикрыть собой. Прыжка не получилось — Анна, которая, благоразумно упавшая вместе со всеми, подкатилась мне под ноги и повалила на пол. Офицер выстрелил, и Бовва упал, неловко взмахнув руками и выронив пистолет. Я видел, что он мертв, и все-таки порывался подползти, посмотреть, что можно сделать для него, а может, кто знает, подобрать «Кольт» и продолжить его войну. Я словно разум потерял.