На краю бездны - [103]

– Похоже, что есть.

– А они ведь просят самолет именно к ночи, так?

– Говорите яснее, подполковник, – начал злиться генерал.

– Яснее некуда, господин генерал. Как только «Летучая мышь» приземлится, они загонят ее в один из ангаров. Они не просто хотят погрузиться туда сами и загнать часть заложников. Они хотят загрузить в самолет что-то еще.

Подполковник сделал паузу.

– И я полагаю, что они хотят загрузить готовые ядерные взрывные устройства. Они хотят забрать их с собой и продать. Или – взорвать.

Офицеры мрачно молчали, рядом работали вспомогательные моторы машин, чтобы дать ток в систему бортового питания, за броней машин прятались штурмовики и снайперы. Размышления отцов-командиров прервал топот – кто-то бежал, быстро бежал, даже не опасаясь выстрела снайпера, которые вели беспокоящий огонь и на такую дальность.

– Господин подполковник… Господин генерал, разрешите обратиться к господину подполковнику, – поправился посыльный, увидев старшего по званию офицера.

Старший по званию офицер в ответ махнул рукой, показывая, что не до подобных тонкостей.

– Господин подполковник, у канала взяли «языка». Живым!

– Что? – нахмурился Тихонов. – Что значит взяли «языка»?

– Скрытая группа наблюдения захватила живым одного из террористов.

– А кто разрешил?

Посыльный стушевался:

– Так, господин подполковник, он же мимо шел. Бежать решил, вот они его… Сообщили условным кодом.

– Кто?

Посыльный замялся, вспоминая таблицу позывных.

– Бес и Араб, господин подполковник.

– Архаровцы…

Связанного британца транспортировали больше часа – нельзя было показать террористам, что в распоряжение контртеррористического отряда попал один из боевиков, решивших бежать пока не поздно. Пустили по кругу патруль, его обстреляли, но пленного они забрали.

Пленный был похож не то на британца, не то на германца, не то на русского – светловолосый, среднего роста. Взяли его с оружием, которое само по себе показало, с чем придется столкнуться внутри, при штурме здания – Ar-20[94], русский подствольный гранатомет и британский термооптический прицел, бесшумный пистолет типа 5–7, еще один – австро-венгерский «глок», гранаты, в том числе светошумовые, которые до этого вообще не встречались у террористов. Засевшие в здании были не просто хорошо вооружены и экипированы – они превосходили в этом русский спецназ, которому предстояло освобождать заложников. Следовало предположить, что и подготовкой они, по меньшей мере, не уступают. На стороне русских тяжелая техника и несколько больший реальный боевой опыт, но это было все. Ни разу операции по освобождению заложников не проводились со столь минимальным преимуществом штурмовой группы.

Пленный на удивление легко пошел на контакт, попросил сигарету. Он не выглядел подавленным или пришибленным, с виду казался вполне адекватным. Допрос проводили офицеры, которые его захватили, присутствовал и Тихонов.

– Вы понимаете русский язык? – спросил капитан Неклюдов, который здесь выполнял функции контрразведчика. Он был самым спокойным и уравновешенным из всех присутствующих и знал три иностранных языка, что могло пригодиться.

– Да… Я работал у вас довольно давно.

Тихонов стоял правее, у самой бронемашины. На всякий случай, с целью проведения допроса, прямо к бронемашине поставили палатку, чтобы не было ни лишних глаз, ни лишних ушей.

– Тогда назовите ваше имя.

– Мое имя… меня зовут Джон. Джон, да…

– Я прошу назвать ваше полное имя.

– Джон Тимоти Корнфилд.

– Вы являетесь военнослужащим?

– Нет… сейчас уже нет.

– Ранее являлись военнослужащим?

– Да… я раньше служил в британской армии.

– Где именно, когда?

– До… девяносто восьмого. Полк герцога Йоркского, потом в десанте.

– Почему вы ушли из армии?

– Меня… изгнали.

– За что?

– Случайно убил… гражданского. Случайно.

– Гражданином или подданным какой страны вы являетесь?

– Подданным Ее Величества Королевы Английской.

– Хорошо. Я являюсь капитаном русской армии, вы задержаны с оружием в зоне вооруженного мятежа и явно принадлежите к числу мятежников. По законам Российской Империи командующий части, задержавшей вас, имеет право судить вас за вооруженный мятеж против Его Величества своей властью и приговорить к смертной казни с немедленным приведением приговора в исполнение[95]. Однако, если вы окажете нам помощь, то можете быть помилованы, на основании Уголовного уложения Российской Империи, где сказано, что лицо, добровольно или по требованию властей отказавшееся от доведения преступного умысла до исполнения и сдавшееся властям, имеет право быть помиловано, если в уже совершенных им действиях не содержится состав преступления. Поскольку вы отказались от участия в захвате заложников и вооруженном мятеже и покинули по своей воле группу преступно злоумышляющих – это положение вполне может быть применено к вам. Вы также можете быть выданы своему монарху в обмен на других лиц, в чьей выдаче заинтересовано Его Величество. Итак, вы согласны помочь нам, Джон Тимоти Корнфилд?

– Да, я вам помогу…

Тихонов слушал, и ему это не нравилось все больше и больше. Он начинал служить с самых низов, не раз участвовал в «потрошении» – допросе с применением физического насилия в полевых условиях. Последний раз это было в Таджикистане – наркоторговец, захваченный с мешком «дури» за плечами, рассказал все после того, как к нему подключили телефонный аппарат старой модели и дали ток. Информацию, которую дал наркоторговец, передали для реализации, а самого наркоторговца сбросили в пропасть. Это было незаконно, его следовало доставить для суда в расположение части, но командиры стоящих здесь частей уже давно раскусили, что к чему, и особо не разбирались по таким случаям. Шел человек с мешком героина, упал в пропасть – туда ему, как говорится, и дорога, горы опасные. Сам Тихонов тоже не испытывал по этому поводу никаких угрызений совести – примерно за неделю до этого он, как зам командира части, опознавал молодого дурака, который завел себе подружку из местных и ночью вышел за ворота части. Его нашли к утру – половые органы были прибиты ко лбу гвоздем, а в рот воткнули бумажку с запиской. В записке было написано «Это слон». Как там поется… «Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели»… Вот и тут так же – никто никого не жалел – да и сам не ожидал жалости.