#на_краю_Атлантики - [32]

– Но они правда ведут себя совершенно нагло, – сказала Юля. – Вот недавно меня остановили, когда я ехала в магазин за продуктами. Так полицейский сделал мне выговор за то, что я не говорю по-испански. Представляете? При этом даже документы не посмотрел. Просто хотел показать свою власть, поучить жизни.

– Ужасно!

Так они говорили и говорили, а Костя наполнял бокалы. Их чистый звон над столом наполнял души праздником, как будто не было несвободы, не было угрозы, не было рисков, и казалось, что вот-вот – и настанет чудный момент возврата в прошлое, когда границы откроют, разрешат перемещаться по острову, откроют бассейны, пляжи, горы, леса.

– Вот увидите, скоро начнут выход из карантина, – заявил Костя. – Полиция уже не так часто ездит по улицам. У меня мысль… Давайте прогуляемся вдоль дикого берега, пройдемся по скалам. Там точно не встретим никого, никаких полицейских.

– Правда? – Алина, не поверив мужу, с детским озорством заглянула ему в лицо, одновременно положив свою руку ему на колено. – Ты не шутишь?

– Нет конечно. Пойдемте! Детей с собой возьмем. Пусть подышат наконец ночным канарским воздухом, пусть увидят звезды над голыми скалами, услышат дикие волны, бьющиеся о камни.

– Вы уверены? – спросила нерешительно Юля.

Поступок этот был по-детски безрассудным, особенно после всех разговоров про строгий режим, и она, привыкшая к немецкой чопорности, не могла так быстро переключиться. Алине же и Косте казалось, что начавшийся бунт требовал продолжения, нужно было нестись дальше, крушить преграды, доказывая прежде всего самим себе, что они еще не совсем податливые и не совсем покорные, что у них еще телефон не врос в руку и они способны на первобытную жажду свободы, когда все, что есть при тебе, твое тело и твоя личность – это и есть ты. Ты – не паспорт, не банковская карта и не твой телефон со встроенным прослушиванием. Они оба вскочили и стали выходить из-за стола, веселые, радостные, раскрасневшиеся, словно ведомые голосом свободы, который манил их из-за океана и влек за собой, вперед, к опасности.

Катя, Марьяна и Федя уже неслись к ним, счастливые. Они услышали их разговор и восприняли все так несерьезно, как могут только дети, не понимающие смысла нахождения в другой стране, где на все установлены высокие штрафы – каждый шаг, каждый вдох за деньги. Катя умоляюще смотрела на мать, заранее зная, что только от нее одной могут исходить препятствия к авантюре – она одна, когда все сойдут с ума, будет пытаться быть по-немецки благоразумной.

– О боги! Я не верю, что я это делаю! – воскликнула с каким-то ликованием Юля, уступая дочери и друзьям. Она встала из-за стола. Всеобщее пьяное буйство передалось и ей.

Ночной прохладный ветер и будил, и освежал, и тревожил переживания в груди. Как это было смешно – чувствовать себя преступниками оттого лишь, что ступаешь по сырой земле. Они быстро спустились к опечатанному пляжу, а затем поднялись дальше, туда, где были голые скалы и кончался благоустроенный путь. Там был голый грунт, острые камни, выступающие утесы, огромные банановые плантации. Там же были и обрывы, с которых невозможно было сорваться и выжить – пропасть заканчивалась острыми камнями и рифами, раскиданными по пенистой кромке океана. Шум буйных волн глотал все звуки, и они разговаривали свободно, уверенные, что их никто не услышит. Никто. Только ночь, и звезды, и вольные волны, и вольный ветер.

– Скучаешь по Йохану? – спросила Алина, когда они наконец пошли вдвоем, а Костя шел чуть поодаль с детьми.

– Безумно, – ответила Юля.

– Так может, вернетесь к нему на вывозном рейсе? Мы бы вернулись уже давно, да не хочется – ехали сюда на отдых, а не на вот это вот все. Будем ждать, когда откроют пляжи.

– Не могу, – сказала Юля, она качала головой, но во мраке ночи жест этот был неразличим, – сейчас здесь безопаснее.

– Не рискуешь ли? Отношениями, я имею в виду.

– Как понять, рискую или нет? Мне кажется, что нет… Видишь ли, Йохан мне всем подходит, он мой идеал, совершенный муж, но он ученый… и не приемлет другой точки зрения, кроме как навязанной официальной медициной. А я устала от этой бесполезной борьбы. Официальная медицина почти не может нам помочь. Нет никаких перспектив. Если только не случится прорыв. И вот я ищу какие-то новые методы, целителей, а он и слушать ничего не хочет. Бывает, что мы сильно спорим из-за этого. Какой же он все-таки упертый!

– Как это все сложно у вас, – сказала Алина глухо. Юля почувствовала, что та как раз не верит в целителей. Ах, да было ли что-то, во что подруга верила?

– А ты сама? Ты счастлива? – спросила Юля, вспомнив вдруг, что есть не только она и ее проблемы и что каждый человек несет в себе бремя своих забот и своих страстей. Чем больше погружаешься в свое несчастье, тем больше забываешь о том, что огромная пропасть зияет не только в тебе самом, но и в людях вокруг. Это всегда очень странно осознавать, очень странно вообразить многомерность мира, вмещающего в себя столько миров – в каждом человеке. Все это она в какой-то миг подумала теперь.

– Я-то? Счастлива, куда я денусь, – усмехнулась Алина. – Костя изо всех сил пытается загладить свою ошибку, стал намного смирнее. Но я…