На краешке любви - [4]

– Дима...

Боже мой, она и не предполагала, что ЭТО может быть настолько приятным! Каждая ее клеточка раскрылась и устремилась навстречу этому чувству. Вот если в такой момент оборвать эту связь, человек может погибнуть – в тот миг она не сомневалась в этом! Это как убить лебедя в полете. Двух лебедей, летящих крыло к крылу.

Они на цыпочках вышли из ванной. Халат был такой длинный, что девушке приходилось приподнимать его полы, чтобы не запнуться.

– Ой, одежду мою захвати! – шепнула Женя.

В квартире было тихо. Они на минутку замерли перед дверью Димкиной комнаты, прислушиваясь, но, кроме мерного жужжания холодильника, ничего не услышали. Юркнув в его комнату, бесшумно прикрыли за собой дверь и прижались к ней, прислушиваясь, как два затравленных зверька. Их сердечки стучали так громко, что Женя испугалась, как бы Инга Константиновна не услыхала этот звук. Димка поманил девушку к дивану. Той все еще было страшно. Она вся дрожала, но теперь эта дрожь не казалась ей такой томительно-приятной, какой была там, в ванной.

– Идем же!

Димины руки заползли Жене под халат. Он все настойчивей тянул ее к себе, а ее страх все не проходил.

– Что с тобой, Женька? У тебя зубы стучат! Трусиха ты моя...

Они сели на диван. Дима начал медленно стягивать с нее халат, когда дверь в комнату распахнулась и вспыхнул свет. На пороге стояла Инга Константиновна. На пальце у нее висело что-то белое. Женя присмотрелась и ахнула: это был ее лифчик...

Дима торопливо задернул халат и замер, щеки его запылали.

– И что сие значит? – От ледяного тона Диминой матери по телу девушки поползли липкие, холодные мурашки. Женьке захотелось вновь очутиться на лестнице: уж лучше сорваться с третьего этажа, чем разговаривать с этой мегерой! Она посильнее запахнула халат и посмотрела на Диму, ища поддержки в его взгляде, но парень внимательно изучал рисунок на ковре.

Инга Константиновна перестала размахивать предметом нижнего белья и швырнула его девушке на колени.

– Ну, и долго мы намерены молчать?

– Мама, – Дима наконец поднял глаза.

– Помолчи, я не с тобой разговариваю! – оборвала его Инга Константиновна, словно это был не ее родной сын.

Женя не понимала, что женщина хочет от нее услышать. И не знала, что лучше – так и сидеть на диване или встать и пойти в ванную переодеться.

– Ну и как тебе мой халатик? Нравится? – с сарказмом спросила Инга Константиновна. – Мечтаешь, что когда-нибудь сможешь носить его на законных правах? Не получится! И не надейся!

Евгения вдруг осознала, что Инга Константиновна стоит перед ними в таком же халате, как и тот, что был на ней самой. Только расцветка у них разная, на Жене – бирюзовый, а на ней – бутылочного цвета. И Инге Константиновне халат как раз по размеру.

– Мама, – вновь попытался что-то сказать Дима, но та опять оборвала его:

– Никогда не думала, что мой сын станет водить в дом кого ни попадя!

Женя подозревала, что Инга Константиновна ее не любит, но ей и в голову не приходило, что в этой женщине может таиться столько ненависти.

– Мама, не смей обижать... – начал Дима, но мать топнула ногой, и он вжал голову в плечи.

– Молчать!

Евгения вдруг подумала, что эта вот фурия должна стать ее свекровью. У девушки закружилась голова, и она словно сквозь вату услышала, как Дима пытается объяснить матери, почему Женя оказалась в их квартире. Он говорил о том, что она шла мимо их дома, поскользнулась, упала и разодрала ладошку. «Почему он не скажет, что просто любит меня? Почему он оправдывается перед матерью?!» – как в тумане подумала Женя.

Инга Константиновна отделилась от дверного косяка и подошла к девушке.

– Послушай меня, пигалица. Если ты умудришься забеременеть, то знай – я сама, лично и за руку, отведу тебя на аборт! А сейчас забирай свои шмотки и выметайся из моей квартиры. Жи-во! – последнее слово она выкрикнула так громко, что зазвенели хрустальные висюльки на люстре.

– Вы не понимаете, – проговорила Женя тихо. – Я ничего плохого не делала. А вы... вы не любите вашего родного сына! Иначе бы не говорили так!

Она сползла с дивана и, путаясь в полах халата, стала торопливо надевать белье. Больше всего ей хотелось, чтобы Димка выпроводил мать из комнаты. Но он стоял и молчал. Наконец Женя сбросила с себя халат и, схватив кофточку и юбку, выбежала из комнаты.

Трясущимися руками она закрылась в ванной, кое-как натянула на себя кофточку и юбку и чуть не сломала щеколду, которая никак не хотела открываться. Слезы капали из глаз, как она ни старалась их сдерживать.

Когда Женя пыталась открыть квартирный замок, Дима схватил ее за руку.

– Пусти меня, я не хочу больше оставаться в этом доме!

– Женя, успокойся! Подожди, я оденусь и провожу тебя. Ведь ночь на улице.

– Не надо! Я сама!

– Дмитрий! – услышала девушка ненавистный голос. – Никто не украдет твою пигалицу. Сама дошла досюда, сама и обратную дорогу найдет!

Женя выскочила в темноту подъезда, не желая больше слышать голоса ни Диминой матери, ни его самого. Уже сбегая по ступенькам, она поняла, что оставила кроссовки в комнате. Ногам было холодно, но она бежала и бежала, зная, что ни за что на свете не вернется больше в эту квартиру.