На каждом шагу стукач - [47]

Я неслучайно называю такую науку чёрно-белой, поскольку были у неё и светлые полосы. Сделали мы одну экспериментальную работу для отображения информации о состоянии станции космической связи. Мы – потому, что в этой работе участвовало несколько человек и в первую очередь Роман Майзульс. Это был отличный инженер. Толковый и изобретательный. Погрузили мы свою бандуру в багажник моего жигуленка и поехали на объект, который был не близко, в подмосковном городишке Гусь-Хрустальный. Так вот, приезжаем, присматриваемся к этому Гусю-Хрустальному. Ничего особенного. Обычное захолустье, которых на Руси несоизмеримо больше, чем приличных городов.

Продолжаем свой путь в соответствии с предписанием, которое ведёт нас сначала в лес, а затем в первый поворот направо, под знак «Въезд запрещён», то есть, проще говоря, «кирпич». Конечно, не обращаем на такие мелочи никакого внимания. В Подмосковье таких дорог очень много, и куда они идут, никто не знает, так как на картах они не обозначены. Конечно, кое-кто знает, но это уже не наши заботы. Может быть, это охотничье хозяйство с саунами и девочками для высокого начальства. Попробуй туда сунуться. Охраняются строже всех военных объектов. Но сейчас мы никого не боимся, потому как командировочное удостоверение порой лучше любого пропуска.

Проезжаем контрольный пункт. Вот и посёлок. И не простой, космический. Это сразу видно по наличию громадных антенн, отличающихся от своих собратьев, работающих на радиовещании и глушилках. Главный инженер встретил нас с каким-то безразличием.

– Ну, что, приехали? Ну, и работайте. Много вас приезжает, и все хотят что-то внедрить. Только толку от ваших внедрений мало. Ничего не меняется. Поэтому не просите от меня помощников. Все заняты. Дерзайте сами.

Вот такая, не очень, скажем, гостеприимная встреча. Роман пытался даже как-то что-то объяснить, но я своевременно остановил его. Я всё боялся, что по дороге там кое-что разболталось или отпаялось. Всё-таки экспериментальный образец. А от него можно ждать всяких неожиданностей. Но ничего. Всё обошлось. Подключили мы свою бандуру к цветному телевизору. Подвели какие-то проводники вместо космического объекта и начинаем, как бы показывать, что мы можем здесь отобразить. Всё как у светофора? Зелёным цветом выводится изображение всей работающей станции, жёлтым – отдельные блоки в режиме ожидания, а красным, естественно, неисправность, некачественная работа и так далее. Потом по очереди все возможности устройства, его дополнительные функции и прочее.

Вижу, постепенно подходят люди, интересуются, задают вопросы. А начальник смены подзывает к себе одного молодого:

– Быстро сбегай к Главному. Скажи, чтобы он пришёл как можно быстрей, – как будто мы уже собираемся уезжать.

Пришёл Главный. Постоял, посмотрел, задал пару вопросов, а потом отозвал меня в сторону:

– Вы уж меня, как говорится, не очень. Такого я и не ожидал. Думал, что лет через двадцать и то у японцев. – Все остальные трудности отпали сами собой. Откуда-то появились всякие помощники, которые начали открывать ниши, проходящие вдоль стен, прокладывать кабели, подключать что нужно, куда нужно. Потом, как положено, всё привели в порядок… накрыли скатерть, разлили пару бутылок шампанского. Отметили запуск, как при спуске лайнера на воду. Не скрою, что такие моменты доставляли особое удовлетворение. Жаль, что они происходили не часто. Поэтому чувствовали мы себя с Романом, как именинники.

– Пусть у вас поработает пару недель. Приготовьте замечания, устройство ведь экспериментальное, – сказал я на прощание.

– А что потом? – вырвалось вдруг у кого-то.

– Потом мы его заберём и будем делать настоящий образец. Если, конечно, вы не передумаете…

Не удалось нам его забрать. Не отдали. Только в обмен на новый, таков был ответ на нашу просьбу.

– А если откажет в работе, что будете делать? – спрашиваю.

– Вызовем вас. Приедете. У нас летом хорошо, много грибов…

Полосатая жизнь продолжалась. Хочется быть честным, и отразить всё как было. Без перегибов.

Как-то подходит ко мне мой коллега, Михаил. Он тоже кандидат наук, но несколько в другой области телевидения. К тому же, партийный. С такими людьми я как-то с трудом находил общий язык. Мог, конечно, поговорить о спорте, о девушках. Но на этот раз он начал говорить обо всём и ни о чём.

– Ладно, не будем терять время. Выкладывай, – говорю, – что там у тебя.

– Понимаешь, – говорит он, – Чернобелый посылает меня на международную конференцию в Германию.

– Прекрасно, – отвечаю, – а при чём здесь я?

– Видишь ли, конференция будет обсуждать международные стандарты по «Телетексту». Не можешь ли ты рассказать мне коротко, в общих чертах, что это такое, и о чём там будет речь?

– Что это такое? Это я могу тебе сказать. «Телетекст» это система передачи дополнительной информации. Она предусматривает простейшую реализацию информационного обеспечения всем, у кого есть телевизор, оснащённый соответствующим декодирующим устройством. А вот о чём там будет идти речь, я не знаю. Наверное, о стандартах для выбранной системы. Рассказать тебе то, чем я занимался несколько лет в двух, трёх словах я не могу. Прочитай в моих книгах. Там это всё рассматривается. Кстати, на эту конференцию я получил персональное приглашение. Но шеф не возражает, чтобы я поехал туда, только за свой счёт. Езжай, голубчик, выручай советскую науку.