На истребителе - [14]

— Где вы?

Клубов оказался выше меня. Он вёл бой. Меня обрадовала его манера драться. На земле это спокойный, чуточку флегматичный человек. В учебных полётах манёвры Клубова были даже несколько вялы. А сейчас, в бою, он преобразился. Его движения сделались резкими и сильными. Он насел на врага и коротким ударом сверху зажёг немца.

В Клубове жила настоящая душа истребителя: он всегда искал боя. И, вместе с тем, это был лётчик трезвого риска. С каждым боем росло моё уважение к этому тихому, малоразговорчивому и очень спокойному человеку.

Один из красивых боёв мы провели с Клубовым уже после Кубанского сражения, на Миусфронте, когда он прикрывал мою ударную группу. Немцев было много. Сорок бомбардировщиков и двенадцать истребителей. Зная общую воздушную обстановку в этом районе, мы ещё на земле разработали примерный план боя. Клубов должен быть связать немецких истребителей. Он так и сделал. В то время, когда моя четвёрка занялась «юнкерсами», четвёрка Клубова отбивала контратаки «мессершмиттов». Я был твёрдо уверен, что Клубов сделает своё дело — свяжет немецких истребителей, и, закончив бой, только спросил его по радио:

— Сколько?

Четвёрка Клубова сбила трёх немцев и обеспечила мне свободу действий.

Таков Клубов — он смел, но не бесшабашен. При всём своём спокойствии и хладнокровии, в нужный момент он способен пойти на риск, даже на отчаянный риск.

И именно таким мы увидели Клубова в летний вечер, когда он возвращался с воздушной разведки.

Я стоял на аэродроме. Уже давно прошли сроки, когда машина Клубова должна была показаться на горизонте. Я запросил по радио его позывной. Клубов коротко ответил:

— Дерусь.

Потом замолчал. Повидимому, с ним что-то случилось. Тревога росла с каждой минутой. Но в глубине души я верил, что Клубов всё же придёт. И вот он пришёл… Его машина странно ковыляла в вечернем воздухе. С ней делалось что-то непонятное. Она вдруг резко клевала носом и, казалось, падала, потом так же неожиданно выравнивалась и даже слегка набирал высоту. Так повторялось трижды. Повидимому, на самолёте Клубова перебито управление. Я хотел одного: чтобы Клубов выбросился с парашютом. Но передать этого не мог: его рация не работала.

Клубов снова пошёл на посадку. Было страшно смотреть, как, планируя, самолёт вдруг снова клюнул. Вот-вот — врежется в землю. Клубов дал форсированный газ. Машина чуть взмыла вверх, и в тот же самый миг Клубов совершил мастерскую посадку на живот. Мы подбежали к самолёту. Он был изрешечён пулями. Клубов вылез из кабины, молча обошёл машину и, покачав головой, тихо сказал:

— Как она дралась!..

Присев на корточки, он стал на песке рисовать нам схему боя. Он дрался с шестью «мессерами» над вражеской территорией. Двух немцев он сбил, но ему повредили управление. Машина перестала слушаться лётчика. Он всё же сумел перетянуть её на нашу территорию. Самолёт стал всё больше и больше зарываться носом. Клубов уже решил было прыгать с парашютом, когда самолёт по какой-то игре случая вышел из пике. И Клубов привёл полуживую машину на свой аэродром. Рассказав это, он встал, раскрыл планшет и в обычной спокойной манере доложил результаты разведки.

Клубов — один из тех пяти лётчиков, которые стали гордостью нашей части. Эти молодые пилоты не только восприняли боевой стиль ветеранов эскадрильи, но, в свою очередь, внесли много нового, интересного в тактику воздушного боя. При всём единстве стиля, выработанного у нас, все пятеро имели свой характерный боевой почерк. Позднее Клубов стал Героем Советского Союза, и мы вместе вели бои на Висле. На его счету было уже около пятидесяти уничтоженных самолётов.

V. В наступлении

Советские лётчики блестяще выиграли кубанскую воздушную битву. Теперь уже никакой речи не могло быть о том, что враг вернёт утерянную им инициативу в воздухе. События складывались так, что с каждым днём войны наша авиация всё увереннее и увереннее подходила к окончательному завоеванию полного и безраздельного господства над полями сражений.

Лично для меня битва над Кубанью ознаменовалась событием огромного значения. Правительство удостоило меня высокой награды — звания Героя Советского Союза. Друзья тепло поздравили меня, когда я вернулся из полёта. В их горячих объятиях я чувствовал ту боевую дружбу, которая всегда отличала советских лётчиков. Сражение на Кубани ещё крепче сплотило лётчиков нашей эскадрильи. Мы жили тесной семьёй. Чувство товарищества входило в наш кодекс чести, и мы остро реагировали на самое малейшее отклонение от тех правил лётной жизни, которые были созданы в воздушном бою.

Однажды случилось так, что в бою подбили нашего лётчика. Бой был неравный: пять «мессершмиттов» зажали его. В глубоком молчании собрались лётчики на командном пункте эскадрильи. Тяжело и грустно терять товарища. Вернувшийся из полёта лётчик, держа в руках шлем с лётными очками, подошёл и стал рассказывать подробности гибели товарища. Он пролетал над районом боя и видел всё. Мы начали задавать ему вопросы: сколько было немцев? как дрался погибший товарищ? имел ли он возможность спастись?

Потом наступило молчание. Хотелось спросить этого лётчика: «Почему же ты остался в стороне? Почему предпочёл „уйти в кусты“, почему не вступил в бой, даже если немцев было больше?».