На исходе ночи - [28]

— На мне же расследование убийства Коцофана висит, товарищ майор, или вы другому сотруднику решили поручить это дело? — в голосе Москаленко прозвучала обида.

Только сегодня на оперативке начальник подчеркнул, что главное — Бодой, да и сам капитан это прекрасно понимал. И вот получалось, будто его от этого дела отстраняют.

— Ты меня не так понял, Андрей Кондратьевич, — доверительно сказал майор. — То задание с тебя не снимается. И это — тоже. Здесь нужен именно такой розыскник, как ты.

Из личного дела капитана госбезопасности Москаленко А. К.

…1918 г. рождения, украинец, образование среднее техническое (техникум связи). В ряды Советской Армии призван в 1940 г. Член ВКП(б) с 1942 г. С 1941 г. командир взвода связи. С апреля 1944 г. — оперативный уполномоченный «Смерша» 53-й армии 2-го Украинского фронта. В составе оперативной группы принимал участие в освобождении Молдавии от немецко-фашистских захватчиков, а затем — в оперативно-розыскной работе по очистке освобожденных районов от агентуры противника и других враждебных элементов. С 1946 г. участвовал в ликвидации буржуазно-националистического подполья в Западной Украине в качестве командира ЧВГ[9]. С целью выявления явок и связей оуновцев был внедрен в провод (бандгруппу) и находился в ней 1,5 года. Активный участник операции по захвату главаря оуновского подполья Шухевича.

Руководствуясь классовой местью, оуновцы зверски расправились (повесили) мать Москаленко.

Делу Коммунистической партии предан. Смел, инициативен, находчив, выдержан. Обладает всеми качествами оперативного работника. Награды: ордена Красного Знамени, Отечественной войны II степени, медали «За взятие Будапешта» и «Освобождение Вены»…

Капитан раздумывал недолго, да и не в его привычках было отказываться от заданий, даже если они были высказаны начальством не в форме приказа, а как бы просьбы.

— Согласен, Демьян Никифоровым. Я понимаю… И начать надо, мне кажется, таким образом…

ВСТРЕЧА

В последнее время Григорий Солтан стал появляться-в доме своего дяди редко. Приходил поздно вечером, осторожно стучал в окно, прежде чем войти, озирался по сторонам. В доме при малейшем шорохе вздрагивал, совал руку в карман. Тревожное беспокойство племянника невольно передалось и Степану Якубу. Он догадывался: неладно что-то с Гришей. И отпуск из армии у него какой-то длинный, и эта партия, которую он создал, и взносы… И еще это нападение на сельсовет и дом Настаса. Якуб уже почти не сомневался — Гришкина работа. Власти дознаются — что тогда с ним, с Якубом, будет? Страшно даже подумать. Гришке — тому все трын-трава. Вольная птица, махнет куда-нибудь подальше — ищи ветра в поле, а у него — дом, хозяйство, семья. Куда денешься? А тут еще участковый Чеботарь несколько раз приходил, про Григория допытывался, где он да что. И откуда он взялся на мою голову, племянничек? Больше года ни слуху ни духу — и вот, заявился. Однако и отказать от дома, прогнать тоже нельзя, все ж таки свой, родственник, родная кровь. А вчера вечером вдруг однорукий Антон Манолеску пожаловал, КОНП этот самый. Передай Григорию, говорит, что Филимон Бодой о нем прослышал и желает встретиться. Дело, значит, к нему, имеет. Уже и Филимон Гришкой заинтересовался, к чему бы это? Никак заодно с Гришкой задумал с властью бороться. Он, Якуб, конечно, всегда, всей душой — за это, по только без него. Не дай бог узнают, что он к Гришкиным делам примешан — пропадай головушка.

Якуб перевернулся на другой бок, стараясь уснуть, но сон не шел. Мысли, одна тревожнее, чернее другой, шли волнами, теснились в голове. Наконец он забылся в тревожной полудреме.

Очнулся от стука в окно. Прислушался. Стук повторился. Сон как рукой сняло. Гришка! Его стук. А Гривей уже и не лает, — раздраженно подумал о псе хозяин, — привык, за своего принимает. Дармоед.

Якуб не ошибся: пришел действительно племянник. Плотно, по обыкновению, поев, он попросил у Степана кисет. «Папироски-то, видать, кончились, — не без злорадства отметил про себя он, глядя, как племянник вертит самокрутку. — Ничего, покуришь и нашего, деревенского».

— Новости какие есть, дядя Степан? Что-то ты невеселый. Случилось что-нибудь?

— А чего веселиться, Гришенька? — Якуб вздохнул. — Плохие новости. Участковый наш, Мишка Чеботарь, приходил, про тебя выспрашивал.

— Что ему надо было? — Григорий изменился в лице.

— Не знаю, спрашивал, и все. Я сказал, что ты в армии служишь, откуда тебе здесь быть. Покрутился он и ушел.

— Пронюхали, значит, гады, — Солтан глубоко затянулся крепким самосадом, закашлялся.

— О чем ты, Гриша? — не понял племянника Якуб.

— Да так… Уезжать пора, а денег нет.

«Может, и в самом деле уедет», — с надеждой подумал Якуб и напомнил:

— Есть у тебя деньги, Гриша, взносы эти, я же тебе отдал.

— Разве это деньги, — недовольно пробормотал тот, — на них далеко не уедешь. Мне много надо. — И потом, — спохватился он, — не имею права тратить средства партии. Еще какие новости?

— Манолеску вчера приходил, тебя спрашивал.

— Какой еще Манолеску? — его красивые, вразлет, брови удивленно приподнялись.

— Да ты что? — в свою очередь удивился Якуб. — Тот, которого руководителем организации выбрали. На собрании.