На исходе дня. История ночи - [46]
И наконец, самым дешевым топливом для наименее обеспеченных слоев населения был коровий, воловий и лошадиный навоз. Спрос на него, естественно, возрастал зимой, когда температура резко снижалась, а запасы торфа уменьшались. Раздобыть навоз было легко, его смешивали с соломой или опилками, формовали в брикеты и складывали рядом с домом сушиться. Житель Линкольншира называл такой огонь «пламенем коровьего дерьма». Несмотря на резкий запах, навоз при горении выделял больше тепла, чем древесина. В 1698 году Селия Файнс из города Питерборо графства Кембриджшир отмечала: «Деревенские жители в этих местах почти ничего другого и не используют». Столетие спустя в Корнуолле и Девоне за лошадьми путешественников «ковыляла старуха в надежде насобирать немного топлива»>41.
Какое бы топливо ни использовалось, домашний очаг все равно давал не много света — обычно в радиусе лишь одного-двух метров. Как правило, только в самых убогих лачугах довольствовались светом от очага, расположенного в центре жилища. Вынужденный укрыться в доме бедняков, бирмингемский путешественник Уильям Хаттон рассказывал: «Я оказался в малюсенькой комнатенке, громко именуемой домом, в кромешной темноте, если не считать огонька, на котором едва ли можно было поджарить картофелину». Отсутствие дополнительного освещения в доме вызывало презрение и насмешки, что нашло отражение в дешевых изданиях народных повестушек. Такова история портняжки Лепера, который остался на ночлег у одной скупой фермерши-шотландки. Поскольку ему не предоставили приличную кровать, он был вынужден улечься на пол, но обнаружил, что хозяйка случайно водрузила кипу соломы, должную служить ему постелью, на спящего теленка, — такое тусклое было в доме освещение. Лепер все же получил свое, когда, к стыду хозяйки, его «кровать» придвинулась поближе к очагу>42.
В те времена свет обеспечивали самые разнообразные приспособления, но все они имели источником огонь. Лишь в XX веке люди на Западе обратились к принципиально иной технологии — электричеству. Помимо очага, использовалось три основных типа освещения, ни один из которых существенно не изменился за последнюю тысячу лет. Наибольшее распространение получили свечи — вид твердого топлива, где фитиль помещался в воск или животный жир, а также лампы, в которых фитиль пропитывался маслом, налитым в небольшую емкость. Фактически верхняя часть свечи представляла собой своего рода маленькую лампу, фитиль которой горел в лужице из масла. Более примитивными по сравнению со свечами и лампами были просмоленные лучины из так называемого свечного дерева, горевшие ровным пламенем>43.
В англоязычном мире и в большей части Северной Европы, особенно среди имущих классов, предпочтение отдавалось свечам. Английские пословицы и поговорки отражают их повсеместное применение, например «Поджигать свечу с обоих концов» (безрассудно тратить силы) или «Держать свечу дьяволу» (свернуть с истинного пути)>44. Свечи из пчелиного воска были придуманы финикийцами, а среди европейских аристократов стали впервые использоваться в конце Средневековья. Благодаря приятному запаху и чистому пламени свечи особенно ценились в благородных семействах. Согласно «Книге учтивых манер» (The Воке ofCur-tasye; ок. 1477–1478), одному из слуг специально поручалось следить, чтобы «в комнате горели только восковые свечи». При экстравагантном дворе Людовика XIV потухшие свечи никогда не зажигали вновь. Соперничать с восковыми по качеству могли спермацетовые свечи, появившиеся в начале XVIII века, когда большое распространение получил китобойный промысел в Северной Атлантике. Их делали из розового жидкого воскообразного вещества спермацета, добываемого из головы кашалота. Именно добыча спермацета была задачей китобойного судна «Пекод» капитана Ахава из романа Мелвилла «Моби-Дик» (1851). Перечисленные выше источники света стоили дорого. С течением времени цены колебались, но ни восковые, ни спермацетовые свечи не стали общедоступными. В 1765 году Гораций Уолпол подсчитал: для того чтобы осветить и отопить роскошный дом маркиза де ла Борда, богатого парижского финансиста, необходимо тратить более 28 тысяч ливров ежегодно>45.
А вот сальные свечи, напротив, были дешевле, и многие семьи использовали только их. Сальная свеча делалась из животного жира, причем предпочтение отдавалось бараньему, иногда смешанному с говяжьим. (Свиное сало, от которого шел густой черный дым, горело не так хорошо. Известно, что американские колонисты использовали медвежье и оленье сало.) Помимо прочих сельских работ, выполнявшихся осенью, Томас Тассер советовал заняться еще одной: «Припасите сало до мороза, свечи заготовьте до зимы». В отличие от восковых и спермацетовых, сальные свечи отвратительно пахли из-за содержащихся в сале примесей. «Бесцветные глаза, чей тусклый блеск не ярче, чем мерцанье фитиля, чадящего в зловонной плошке с салом»[28], — писал Шекспир в «Цимбелине» (ок. 1609). По мере горения сальной свечи качество света ухудшалось. Кроме того, они требовали постоянного внимания, чтобы сало не пропало зря. Если через каждые пятнадцать минут со свечей не снимался нагар, падающие остатки тряпичного фитиля могли создать «желобок» в расплавленном сале с одной стороны свечи. Свечной нагар, то есть горелые кусочки фитиля, становился причиной пожара при попадании на легковоспламеняющуюся поверхность. Сальные свечи требовали осторожности при хранении — они могли растаять или стать пищей грызунов. И все же, несмотря на эти недостатки, они использовались даже в аристократических домах для простых нужд. В загородное поместье Каслтаун, где проживал богатейший в Ирландии человек, Томас Коннолли, за один только 1787 год было поставлено 2127 фунтов (или около 965 килограммов) сальных свечей. Для сравнения: восковых свечей, зажигавшихся в парадных комнатах — гостиной и столовой, — было израсходовано 250 фунтов (или 113,4 килограмма)
