На исходе дня. История ночи - [48]
Особенно популярной свечная древесина стала в американских колониях, где густые сосновые леса покрывали значительную часть восточного побережья. Нет сомнения, что английские колонисты позаимствовали технологию у индейских племен. В одном из описаний Новой Англии говорится следующее: «Здесь прекрасно живется тем, кто любит хороший огонь. И хотя в Новой Англии нет свечного сала, благодаря изобилию рыбы у нас всегда есть ламповое масло. Кроме того, наши сосны, коих в лесах больше, чем иных деревьев, дают нам свечи, весьма полезные в доме. Такими свечами, за неимением других, обычно пользуются индейцы»>52.
Использование искусственного освещения регулировалось множеством ограничений. В доиндустриальную эпоху семьи были вынуждены следовать соображениям и безопасности, и экономии. Особые правила определяли не только порядок доступа к свечам и лампам, но также время и место использования освещения. В этом вопросе единого подхода не было. По-разному оценивалось то или иное место, тот или иной час. Одним из основных принципов был «свет среди бела дня», то есть искусственное освещение, в котором нет нужды днем. Такое расходование свечей воспринималось как мотовство и расточительство. По природе своей неэкономными считались дети, слуги и рабы, поэтому за ними нужен был глаз да глаз. Когда плантатор из Виргинии Уильям Бёрд II обнаружил свою рабыню Прю со «свечой в ясный день», он пришел в ярость и «выразил свои чувства» хорошим пинком>53. Обычно даже в сумерки свет в домах старались не зажигать. Период между заходом солнца и наступлением ночи в Исландии и на большей части Скандинавии назывался «сумерками для отдыха» — время, когда было уже слишком темно, чтобы заниматься какой-то работой, но еще слишком светло, чтобы на полном основании зажигать свечи или лампы. Этот час перед вечерними домашними делами люди отводили отдыху, молитве и неторопливым беседам. В Англии и колониальной Америке только с наступлением абсолютной темноты приходило «время свечей». Джонатан Свифт советовал слугам, пекущимся о хозяйском благополучии, «экономить свечи своих господ и вносить их только через полчаса после наступления полной темноты, как бы часто хозяева их ни призывали»>54.
Людям зависимым не разрешалось пользоваться светом самостоятельно: они не имели права даже посветить себе перед сном. В комедии Джозефа Эддисона «Барабанщик» (The Drummer; 1715) хозяйка дома взрывается от негодования, узнав, что ее слуги зажигают в своих комнатах ночники. «Эти мошенники боятся спать в темноте?» — спрашивает она управляющего. Джон Обри, повествуя о математике Уильяме Отреде, отмечал, что жена последнего, «женщина прижимистая», «не разрешала ему жечь свечи после ужина и по этой причине многие из его блестящих идей оказались утраченными». Кроме всего прочего, открытое пламя горело быстрее при переноске. Нужно было соблюдать осторожность по дороге в спальню и при отходе ко сну, чтобы не случилось пожара>55.
В любой поздний час люди умели ходить по дому в полной темноте, осторожно пробираясь по знакомым комнатам и коридорам. «Лучшая свеча — осмотрительность» — гласила валлийская поговорка. Важно было научиться осязать свое жилище. Человек накрепко запоминал внутреннюю топографию помещения, в том числе точное количество ступенек на каждом пролете лестницы. Тем, кто оказывался в незнакомом доме, приходилось приспосабливаться. Очутившись в неизвестной комнате, советовал Руссо в «Эмиле», полезно похлопать в ладоши. «По резонансу от хлопка вы поймете, велико или мало помещение, находитесь вы в центре или же в углу». Однажды вечером, вынужденный обстоятельствами остановиться в бедном жилище на итальянском побережье, путешественник XIX века «очень внимательно обследовал свою комнату», чтобы «выбраться» оттуда до рассвета. Отсутствие освещения дало жизнь целому ряду хитрых приемов, которые, несомненно, передавались из поколения в поколение. В элегантном двухэтажном особняке, некогда возвышавшемся над плантацией Соттерли в колониальном Мэриленде, до сегодняшнего дня сохранилась сделанная от руки зазубринка на деревянных перилах лестницы, ведущей на второй этаж, — она обозначает место резкого поворота вправо. На ночь в жилищах Скандинавии мебель ставили вдоль стен, чтобы на нее не натыкаться. Везде было важно соблюдать аккуратность: вдруг понадобится быстро найти в темноте какой-нибудь инструмент или оружие. Выражение «всему свое место» ночью приобретало особый смысл. Роберт Кливер в книге «Богоугодный порядок управления домом» (A Godly Forme of Houshold Government; 1621) писал о слугах: «В ночную пору, когда нет света, они не только должны подсказать: „Это лежит там-то и там-то", но и, если понадобится, быстро принести необходимую вещь»>56.
Домашнее освещение в период до промышленной революции было весьма убогим. Между современными лампами и их далекими предшественниками лежит целая пропасть. Свет от одной электрической лампочки в сто раз ярче, чем от свечи или масляной лампы. Люди той эпохи иронизировали по поводу того, что свечи лишь делают «видимой тьму». Другим выражением было: «постоянный полумрак». Французы говорили, что «при свечном освещении и коза глядит дамой». Еще слабее горел «ситниковый свет». Ночами в домах среди окружающих теней пульсировали лишь маленькие островки света. Огонь на фитиле не только подрагивал, но и трещал, коптил, издавал неприятный запах. «Он всегда готов пропасть», — сетовал в 1751 году один эссеист по поводу искусственного или «заимствованного» света. Вместо того чтобы проникать в самые отдаленные уголки дома, как это происходит сегодня, свет в тот период лишь неуверенно обозначал свое присутствие во мраке. В отличие от современных осветительных приборов, размещающихся в наших квартирах и офисах высоко над головой, свечи и лампы располагались ниже, чтобы было проще снимать нагар с фитиля, а потому знакомые лица и мебель приобретали несколько иные очертания. Хорошо можно было разглядеть лишь лицевую сторону предмета, но не верхнюю часть и не боковые стороны. Потолки оставались в основном в темноте, и нередко, находясь в одном конце комнаты, трудно было разглядеть другой. В начале XVII века Файнс Морисон писал, что ирландские крестьяне ставят ситниковые свечи на пол, потому что у них нет столов
