На игле - [51]

Вдруг Рентс как закричит и начинает тыкать куда-то пальцем.

— Сай! У тебя под ногами белка, блядь! Убей её!

Дохлый стоит ближе всего и пытается подманить её, но белка отбегает в сторонку, это самое, причудливо выгибаясь всем телом. Волшебный серебряный зверёк… Да?

Рентс хватает камень и швыряет им в белку. Мне становится, это самое, дурно, аж сердце замирает, когда камень со свистом пролетает мимо. Он поднимает другой, хохоча, как маньяк, но я его останавливаю.

— Брось, чувак. Она ж, это самое, никого не трогает! — Я ненавижу Марка за то, что он издевается над животными… это нехорошо. Если тебе нравится обижать этих крох, то как ты полюбишь другого человека… в смысле… на что тогда надеяться? Белка типа такая пиздатая. Она занимается своими делами. Она свободна. Может, поэтому Рентс их терпеть не может. Белка свободна, чувак.

Рентс продолжает смеяться, пока я держу его. Две мажористые бабы косятся на нас, проходя мимо. Им, это самое, противно. У Рентса загораются глаза.

— ЛОВИ ГАДА! — кричит он Дохлому, так чтобы бабы могли слышать. — ЗАВЕРНИ ЕЁ В ЦЕЛЛОФАН, ЧТОБ ОНА НЕ РАЗВАЛИЛАСЬ, КОГДА БУДЕШЬ ЕЁ ЕБАТЬ!

Белка убегает от Дохлого, но бабы оборачиваются и смотрят на нас с отвращением, будто мы кусок говна, да? Теперь я тоже начинаю смеяться, но Рентса не отпускаю.

— Куда эта ёбаная манда пялится? Ебучая карга из кофейни! — громко кричит Рентс, чтобы его услышали бабы.

Они оборачиваются и ускоряют шаг. Дохлый орёт:

— ПОШЛА НА ХУЙ, ПИЗДА ИЗ ПУСТЫНИ ГОБИ! — потом поворачивается к нам и говорит: — Не знаю, кого эти старые клячи собираются снять. На них же никто не позарится, даже здесь и в это время. Да я лучше засуну свой член между двумя кусками наждачки.

— Нье пьиздьи! Ты б даже рассвет выебал, кабы на нём волосня росла, — говорит Рентон.

По— моему, он пожалел о том, что сказал, это самое, потому что Доун, или «Рассвет», звали Леслину девочку, которая задохнулась в кроватке и всё такое, это самое, и все типа знали, что этот бэбик был как бы от Дохлого…

Но Дохлый сказал только:

— Не пизди, хуесос. Ты просто обычная дворняга. Всех чувих, которых я ебал, а их было о-го-го сколько, стоило выебать.

Помню, как Дохлый нажрался и потащил домой ту девицу из Стенхауса… нельзя сказать, это самое, что в ней было что-то особенное… наверно, у каждого чувака есть типа своя ахиллесова пята, да.

— Э, а помнишь ту кралю из Стенхауса, э, как бишь её?

— А ты бы вообще помалкивал! Ты б не снял шлюху, если б даже зажал свой хуй между карточками «Америкэн Экспресс» и «Эксесс».

Мы начинаем тузить друг друга, а потом идём какое-то время молча, и я задумываюсь о малютке Доун, том ребёнке, и об этой белке, которая свободна и никого не трогает… а они бы её просто убили и всё, врубаешься, а за что? Мне стало очень досадно и грустно от этого, и я рассердился…

Уйду я от них. Я разворачиваюсь и ухожу. Рентс идёт за мной:

— Эй, Картошка… ёб твою мать, что с тобой?

— Вы хотели убить белку.

— Это же просто ёбаная белка, Картошка. Они паразиты… — говорит он и обнимает меня за плечи.

— Может, они такие же паразиты, как ты или я, это самое… кто вправе решать, кто из нас паразит… те мажорки думают, что такие, как мы, паразиты, это самое, так что, значит, они имеют право нас убивать? — спрашиваю я.

— Извини, Денни… это просто белка. Извини, друг. Я знаю, ты любишь зверюшек. Просто я, это… ну ты понимаешь, чё я хочу сказать, Денни, это… блядь, я хочу сказать, что меня всё подзаебало, Денни. Я даже не знаю. Бегби и всё это… колёса. Я не знаю, что мне делать со своей жизнью… Я запутался, Денни. Я не могу врубиться, что к чему. Извини, чувак.

Рентс уже сто лет не называл меня по имени, а теперь без умолку повторял его. Он был очень расстроен, это самое.

— Слы… расслабься, кошак… просто это животные, и всё такое… не переживай, всё это херня… я просто подумал про беззащитных тварей, там, малютку Доун, понимаешь… не надо их обижать, это самое…

Он, это самое, схватил меня за плечи и крепко обнял:

— Ты один из лучших, чувак. Запомни это. Я говорю это не потому, что, там, выпил или наглотался колёс. Просто стоит тебе объясниться в своих чувствах другому чуваку, и тебя сразу же назовут педиком, а то ещё и побьют… — Я похлопал его по спине и, это самое, я хотел ему сказать то же самое, но это выглядело бы так, будто я говорю это только потому, что он сказал это первым. Но я всё равно сказал ему это.

Мы услышали голос Дохлого за спиной:

— Эй вы, голубки, бля! Или идите в кусты и трахайтесь, или помогите мне найти Попрошайку и Метти.

Мы перестали обниматься и рассмеялись. Мы-то знали, это самое, что Дохлый, хоть он и готов оттопырить всех девок в городе, тоже один из лучших.

В завязке

Сами нарвались

Лицо судьи выражало то жалость, то отвращение, когда он смотрел на меня и Картошку, сидевших на скамье подсудимых.

— Вы украли книги из книжного магазина Уотерстоуна с целью их продажи? — сказал он. Продавать, бля, книги. Ебать меня в жопу.

— Нет, — сказал я.

— Да, — одновременно сказал Картошка. Мы повернулись и посмотрели друг на друга. Мы столько времени придумывали себе легенду, а этот дебил похерил её за считанные минуты.