На хуторе - [4]

После того как ушли машины, и долго гудели, поднимаясь в гору, и долго чернелись на белом снегу, после того как затихли они, настроение упало. Каждый думал про себя, что и он мог бы сейчас ехать в кабине, уже далеко отсюда и скоро на место прибыть. Тут еще «козел» проскочил, не остановился, за ним «Москвич», полный. Бабы прижухли под убеленными инеем платками. Мужики стали ходить по дороге взад и вперед, набирая тепло. Архип тоже прошелся. Ветерок хоть и легкий был, но лицо прихватывал; оно дубенело, а в затишке горело огнем. Молодежь притихла, не переставая курила. Наконец их совсем допекло.

– Костер давай! Согреемся!

И они стайкой скатились по откосу, по колено и выше увязая в мягком снегу, и стали по лесополосе сушняк собирать, ломать сухие ветки. Потом соломкой разжились, нашли газету и долго разжигали огонь. Руки уже не владали.

К костру подошли и бабы. И тут Архип разглядел, что старая женщина под тяжелым платком – его давняя знакомая Феня Чурькова. Она лишь недавно к младшей дочери в райцентр уехала.

– Либо ты, Феня? – подошел к ней Архип.

– Да, а то кто же?

– А я тебя не угадал. Укулемалась в этот платок. Ты откель же?

Не успели они и двух слов сказать, как новая тревога поднялась: шел автобус. Востроглазые молодые ребята издали его углядели и начали костер топтать. Снова вещички свои разобрали. В автобусе должны были все поместиться. Как сельди в бочке, но влезть. Как-нибудь, но доехать, а не стоять на таком морозе.

Тупоносый колхозный автобус, совсем пустой – это даже Архип разглядел – притормозил, остановился. А когда кинулись к нему гурьбой, он тронулся, свернул налево с грейдера к хутору Малодубовскому и поплыл неторопливо, вперевалочку, оставив на дороге еще одного бедолагу, с чемоданчиком.

– Куда? Куда он? – накинулись тотчас на него.

– В Малую Дубовку, собрание проводить.

– Да он туда не проедет, – сказал возница. – На лошадях еле проехали. Хоть спросил бы. Сейчас сядет, – пообещал он, не спуская с автобуса глаз.

Автобус и точно сел. Проехал немного, забуксовал, забуксовал. Вылез шофер, и началось обычное.

– Вот так тебе и надо! – торжествовали на грейдере.

– Чего он туда? Для какого бесу?

– Собрание, говорю, проводить. Зоотехник поехал. Предвыборное собрание. За депутатов чтоб голосовали, агитировать.

– Ёш твою… – шутливо заругался Архип. – Вот бы он в автобусе и проводил агитацию. Нас бы посадил и до самой станции читал да читал. Оттель снова взял людей, и их бы… Да мы б за него все голоса поотдавали, даже лишние, за такого хорошего. Ты нас только до места довези.

– А кто шофер на автобусе? Может, уговорим?

– Да чего шофер. Там зоотехник. Ему пузырь не поставишь.

– Твою мать…

– А пойдут еще машины с центральной? – спросили у вновь прибывшего.

– Все ушли. Я не успел. Санитарная, за кормами. Агроном на «козле».

– А чего ты сюда ехал?

– Да може… Мне все равно надо. Вроде поближе. Може, с Урюпина пойдут или с комплекса…

– Жди. С Урюпина по асфальтовому грейдеру идут. А с комплекса вечером.

– Буду ждать.

– Зря лишь костер тушили.

Молодежь встала кружком, пошушукались и всем табором подались по домам: четверо в Малую Дубовку, двое в Вихляевку. Те, вдвоем, рысью помчались, застучали по набитой дороге словно коваными, промерзшими подметками башмаков.

Остались Архип, Феня Чурькова, женщина с гипсовой ногой, муж ее на лошадях – лошади уже в белой шубе стояли, понурившись, – и еще два мужика. Глядя вослед поскакавшим в Вихляевку, кто-то сказал:

– Застоялись…

– Застоишься, ежели в пять – из дому, а сейчас двенадцатый. Небось все кишки проморозили.

– Ничего. Рысью они за час доберутся.

– Бядуни… Чистые бядуни…

Архип всерьез начинал мерзнуть. Хоть и одет был неплохо, но полегонечку пробиралась к телу стынь. Просекал ветерок, и ноги коченели. Не шибко грела старая кровь. Но сдаваться он пока не хотел. Ребята, считай, шесть часов отстояли, а он – лишь в девять из дому. Надо было терпеть.

– Ёш твою… – пожаловался Архип. – Дураку надо бы самогонки взять. Глотнул – и хорошо, – лицо его чугунело и стало отдавать сизостью. – А то вот стой теперь. Либо цыганочку станцевать, – хлопая себя по плечам и груди, он засеменил, на месте перебирая ногами. – Ёш твою… Так бы бечь и бечь до самой станции.

– Тебе бы надо не сюда идти, а прямиком на Перещепной. Там Алексеевский грейдер, асфальт. Там машины всегда.

– На Перещепной, парень, нынче не дюже доберешься. – А сколько там километров?

– Да бес их мерил. Пять, а може, семь, а може, и все десять. Нет, десять не будет. А дорога тяжелая, по займищу. Где там лезть. Застрянешь в снегу. Потонешь навовсе. Туда я не рискую.

– Мерзни здесь.

– Чего ж, такая, значит, судьба, – ответил Архип и пошел к затоптанному костру, чтобы снова разжечь его.

Сухой хворост занялся сразу же, но жидкий его огонь грел лишь ладони рук, и только. Феня Чурькова к костерку подошла, встала рядом.

– Ты к кому же на гости ездила?

– Не на гости. Сеструшка двоюродная, сорок ден… Вот приезжала.

– В Малой Дубовке?

– Ну да.

– Это какая же сеструшка?

– Нюра, за Петром она была, за Подураевым, конюхом он.

– Петра-то я знаю, – вспомнил Архип. – А сама ты, так с дочкой и живешь?