На ху-ху - [2]

Тут зашла мама Колонтеева — Октябрина Савельевна — и, увидев ствол, сразу испугалась:

— Господи Иисусе! Павлик, детка, это что такое?

Сын ответил серьезно:

— Разве ты не видишь? Пушка. Приобрел по случаю.

— Да зачем тебе эта гадость, дорогой?

— Кое с кем посчитаться. Ольгу завалю.

Мама ахнула. Чувство юмора ей нередко изменяло, хоть она и была интеллигенткой в третьем поколении, а до пенсии работала участковым педиатром.

— Павлик, Павлик, ты сошел с ума, — стала увещевать сына Октябрина Савельевна. — Разве можно отнимать жизнь у человека? Даже если человек — Ольга?

Отношения бывшей супруги Колонтеева со своей свекровью складывались плохо. Маме с самого начала казалось, что молодожены — не пара. И, наверное, это было близко к истине, так как 30-летний (тогда) кандидат наук и 20-летняя (тогда) буфетчица их НИИ странно монтировались друг с другом. Но любовь, как говорится, не картошка, и ученый втрескался в юное создание оголтело. Он считал Ольгу совершенством, эталоном непорочности, нравственного и умственного целомудрия, а она с интересом внимала его выспренним речам. Кстати, тут нелишне упомянуть, что фигуристая девица пользовалась у мужской части института оглушительной популярностью, многие пытались ее соблазнить, но отправиться в загс предлагали только двое — Павел Александрович и его коллега — аспирант Кавнюк. Ольга предпочла Колонтеева только потому, что фамилия второго претендента ей не нравилась. А иных аргументов у нее не было.

Прожили они три с половиной года, два из которых юная жена совершенно извела благоверного постоянными обвинениями в неумении жить. «Вон тебе полгода за лекции не платят, а у Кавнюка теперь собственная фирма по борьбе с тараканами», — говорила она. Как-то, обозлясь, Павел Александрович выпалил: «Ну и отправляйся к своему Кавнюку!» Ольга расценила, что совет здравый, и сошлась с аспирантом, ставшим генеральным директором ЗАО «Интердихлофос». Ныне ездит на джипе «Чероки» и возводит в Подмосковье 3-этажную дачу с бассейном. А к фамилии Кавнюк притерпелась.

— Мама, пошутил я, — отозвался великовозрастный отпрыск, пряча револьвер. — Он не настоящий, а игрушечный. Мне его подарили как сувенир.

Октябрина Савельевна не поверила:

— Не обманывай меня, Павлик. Ты смотрел на него совершенно не так, как на сувенир. Я заметила. У тебя в глазах был зловещий блеск.

— Перестань, пожалуйста. Ну, кого я могу убить, если б кольт оказался не из пластмассы? Никого, кроме мухи ху-ху. Да и ту пожалел бы, чтобы провести с ней опыт по мутации.

Покачав головой, родительница сказала:

— Тот, кто мухи не обидит, при стечении обстоятельств делается маньяком. А игрушечный пистолет иногда стреляет, как настоящий.

Вздрогнув, Колонтеев воскликнул:

— Что ты говоришь?!

Но она уже повернулась и вышла из комнаты.

Павел Александрович, проводив ее взглядом, вдруг подумал со сладким ужасом: «А действительно, почему бы не разделаться кое с кем, если без последствий?» Он прилег на диван и, задрав ноги на его спинку, начал фантазировать. Нет, конечно, Ольгу убивать ему горько. Может, Кавнюка? Неплохая мысль. Или лучше кого-нибудь помасштабнее? Например, Чубайса? Или же Гайдара. Ведь они виноваты в том, что НИИ закрылся. Впрочем, не они, а Ельцин. Или Горбачев. Развалили Союз, всё перекорежили… Но стрелять в Горбачева или Ельцина не хотелось уже совсем. Стало быть, Кавнюк? Подстеречь у дома и, когда он будет садиться в «Мерседес», между глаз всадить пулю. Да, заманчиво… Но, наверное, как у каждого порядочного нового русского, у теперешнего мужа Ольги — с двух сторон охрана? Два громилы? Изобьют в ответ или даже пристрелят. Неохота из-за Кавнюка расставаться с жизнью…

Не придя ни к какому выводу, Колонтеев уснул. Верно говорила его экс-жена: вялый, безынициативный, тряпка и тюфяк.

Так ничем и не кончилась бы эта петрушка, если бы однажды продавец гелиевых ручек не столкнулся на улице со своим однокашником Славкой Зобовым. Тот увидел Павла Александровича из окна «BMW» и как закричит:

— Пашка, блин, ты ли это, падла?

— Славка, ты, засранец?

— Ну, а кто же! — гордо согласился старый друг.

Влез из машины, и они обнялись.

— Сколько лет, сколько зим! — радовался Зобов. — Думаешь, забыл, как давал мне списывать контрольные? Благодарен тебе по гроб жизни. И вообще школьные деньки были радостные — вспоминать приятно. Нашу встречу надо отметить. Ты свободен?

— Совершенно. Только у меня со средствами туговато.

— Э-э, нашел о чем думать! Я угощаю! На хорошего человека тратить не жалко.

Колонтеев влез к нему в «BMW», и они рванули в ресторан казино «Смарагд». Зобова здесь приняли как родного, и неистовый свет уважения заодно пролился и на Павла Александровича. Он спросил вполголоса:

— Слав, а кто ты теперь? Бизнесмен?

Однокашник ответил загадочно:

— Вроде этого. Индивидуальное частное предприятие. По уборке города.

— Дворник, что ли?

— Не совсем, но схоже.

Сели, сделали заказ и со смаком дернули коньяку. Колонтеев налегал на корейку, осетрину и черную икру, вкус которой почти забыл с перестроечных времен. А потом были шашлыки и еще много-много выпивки. Окосевший ученый жаловался на жизнь, на изменщицу-Ольгу и на пассажиров метро, плохо покупающих гелиевые ручки.