На грани - [7]
– Саня.
Мальчишка вслух повторил своё имя и тоже улыбнулся:
– А что? И правда, звучит! Кр-руто!
– Вот! В твоём имени так и слышится силища. Мне нравится, лучше моего. А что дразнят, не переживай! Поживёшь подольше, тогда и перестанут. Да и силы подкачаешь, в деревне это запросто!
– Как тут подкачаешь, когда мама не даёт ничего делать!
– возмутился Прохор. – За что ни возьмусь, отбирает и говорит, что нельзя: ни тяжёлое поднимать, ни быстро ходить, ни прыгать.
Что-то у меня внутри не так, как у всех. Патология какая-то. Только я думаю, нет никакой патологии, просто один я у неё – она и боится. Правда, папа на днях обещал из города привезти всякие там штанги, груши – собирается из меня Рембо делать, – хихикнул он, – а мама как раскричалась и сказала, чтобы не занимался ерундой, всё равно, говорит, у него нет силы воли. Вот проверяю!
Он снова сжал куст. Даже у Саньки навернулись слёзы – больно же! Но Прохор смотрел теперь спокойно, словно в кулаке была не жгучая крапива, а мягкие одуванчики, и только во влажных тёмно-карих глазах затаилась боль, готовая вот-вот выплеснуться наружу. Санька вздохнул и, чтобы того отвлечь, сказал:
– Я бы так никогда не смог. Слушай, давай дружить? – он с надеждой посмотрел на Прохора и, слегка запнувшись, добавил, – только не любят меня в деревне и блаженным зовут. Если ты, конечно, не забоишься.
Тот сразу отпустил куст и сел прямо на землю, пытаясь незаметно потереть о бриджи обожжённую руку.
– А чего я должен бояться?
– Ну, чего-чего. Вдруг тебя тоже будут дразнить.
– Напугал! – хмыкнул тот и так весело рассмеялся, что Санька понял – ведь и правда, не боится.
Он счастливо улыбнулся и сказал: – Мама зовёт меня Шурка, но мне не нравится, лучше так, как папа – Саня, а я тебя буду звать Прошкой, идёт?
Прохор хмыкнул: – Похоже на Крошку, да ладно – идёт! Всё лучше, чем Хоря. Так меня дразнили в городе. Шурка и мне не нравится, Саня в сто раз лучше. У меня друг в городе остался, его так же звали – свой пацан!
А Саньке было всё равно, хоть как называй, главное, у него теперь есть друг – первый! И он готов был сделать для него что угодно, даже раскрыть все свои секреты!
– Слушай, – он с таинственным видом огляделся по сторонам, – хочешь, я тебе кое-что покажу?
– Что? Здесь где-то спрятаны сокровища? Зловещая пещера и в ней клад? – лёгкая ирония наряду с любопытством проскользнули в словах друга.
– Может, и так, – улыбнулся Санька, – иди за мной, – он мотнул головой в сторону рощи и пошёл вперёд. Прошка за ним.
Пробираясь сквозь колючие заросли и цепляя на штанины кругляши репейника, друзья зашагали по едва заметной тропинке и минут через десять вышли на небольшую поляну. С одной стороны она была закрыта от посторонних глаз рощей, с другой заканчивалась высоченной кручей. На самом краю обрыва в окружении высоких трав клонилась к земле ивушка. Солнце рассеивало сквозь ажур белоснежных облаков мягкий свет, в тихом полуденном воздухе сухо трещали кузнечики, терпко пахло полынью, чабрецом и кипреем.
Прошка огляделся и прошептал: – Красиво-то как!
Санька улыбнулся и подтолкнул друга к обрыву.
– Не туда смотришь, глянь!
Тот сделал несколько шагов и, остановившись на самом краю, восхищённо вскрикнул:
– Ох, ничего себе! Фантастика! Какая высотища-а – облака можно рукой достать! Слушай, а поле так похоже на море – трава от ветра гнётся, как волна бежит, и птицы мечутся, словно перед штормом. Он прислушался и изумлённо добавил: – Мне кажется, я даже слышу шум прибоя!
Санька рассмеялся, вспомнив, как сам спрашивал у отца, откуда этот шум.
– Это река под обрывом делает крутой поворот, и волна бьётся о берег.
Прошка посмотрел вниз и оглянулся на друга:
– Супер! Как ты нашёл такое классное место?
– Отец показал, когда я был совсем маленьким. Только нет его больше.
– Как нет? Умер, что ли?
– Да ты что! Просто в город уехал. Давно. Мама говорит, бросил нас. Мы ему не нужны. Только я думаю, что нужны были. Он из-за денег ушёл. Их мама любит больше, чем отца и меня.
– Не ври! Так не бывает. Людей всегда любят больше, чем какие-то бумажки. Особенно родных!
– Ещё как бывает, – нахмурился Санька, пытаясь вспомнить, обманывал ли он когда-нибудь маму. Не обманывал. И добавил сердито: – Я никогда не вру! Правда сейчас, мне так кажется, маме жалко папу. Только не может она по-другому. Не было бы этих дурацких денег! А так – болото… – вспомнилось Саньке странное папино слово.
Прошка отошёл от обрыва и задумчиво посмотрел на друга:
– Да-а, без отца плохо. У меня знаешь, какой! О-го-го! Мама всё больше жалеет, делать ничего не даёт да кричит, когда папа заставляет. А по мне так лучше дрова с ним колоть да воду таскать из озера, чем дома сидеть. Мы и мастерим часто. Вчера кормушки делали для птиц, зимой-то голодно будет, а в них можно сыпать зерно и семечки!
Санька слушал друга и вспоминал отца. Ему тоже хотелось колоть с ним дрова, и строгать, и пилить. Ходить в лес, спорить и играть для него новую музыку – да мало ли интересных занятий можно найти, когда рядом отец!
Глаза защипало, и он отвернулся. Не хватало ещё, чтобы друг принял его за плаксу!
Но Прошка заметил и хлопнул по плечу:
