На грани человечности - [31]

   - И - последняя для тебя возможность опамятоваться. - Лафима коснулась его локтя. - Сам видишь: сражается сестра Вайрика куда искуснее тебя.

   Леру оттолкнул руку жены и глухо взрыкнул из-под забрала.

   Супруги Тайлемы переместились к самым воротам; в пылу ристалища никто на них не обратил внимания. Стиснув бритвенно-острое копьё - неистово, словно горло давней кровницы! - угрюмо следил Леру за поединком. Вот последние смельчаки кувырнулись в пыль; зачинщики, всяк по-своему, покрасовались перед трибунами; герольды исходили восторгами; публика густо пересыпала приветствия зевотой. Не беда - проснутся вскорости!

   - Готовы назвать победителя, - вытолкнул дарген через зубы. - Догадайся - кого? Ступай-ка, Лафима, и внеси разнообразие в церемонию. Вызови Вайрику фер Ламбет, слышишь? Вымотай её ещё сильнее!

   Даргени не трогалась с места, упрямо храня молчание. Пусть хоть её насмерть разят, взамен Вайрики фер Ламбет, - надоело...

   - Неужто и родители не учили тебя - младшую в семье! - во всём повиноваться супругу твоему, Главе Дома?!

   Решенье озарило внезапно. Выйдет она на арену - и вызовет наугад первого попавшегося... только не ту, кто угодна мужу. Имеющий глаза да увидит, разумный да поймёт; а нет - храни его Священное Пламя. Она же устала давно: тревожиться, взывать, остерегать. Любить, всему вопреки.

   И, зло пришпорив свою вороную кобылу, Лафима фер Тайлем ворвалась на арену галопом, отчаянно трубя в рог.

* * *

   - Леди Лафима, даргени Тайлемская, урожденная эркассари Арзуасская! - без запинки возгласил герольд.

   И в который раз толкнулось предчувствие: что ж - опять даргени Тайлемская?

   Где три совпадения - там закономерность.

* * *

   На душе тяжко лежало - то ли бешенство, то ли смертельная тревога. Четыре щита надвигались странными, судорожными рывками. Ближе, ещё ближе... вот сейчас - ткнуть наугад, не рассуждая...

   В глазах прояснилось - ровно настолько, чтобы различить...

   На чёрно-золотом поле - скрещённые факел и меч. Герб аризианок. Дурная шутка Провиденья? и всё ж таки она вызвала - сестру Вайрику?

   Нет, для сестры Вайрики - слищком девиз непримирим. "Вот ваша смерть, враги Веры Истинной!"

   Матушка Бариола. Превосходно.

***

   - Теперь - наверняка последний вызов, - определила принцесса Орта.

   - Ставлю на Бариолу, - отозвалась старшая, Ринна. - Как ты?

   Орта - дипломат - наблюдала задумчиво-проницательно.

   - Принято - согласилась подозрительно легко.

***

   Ровно ничего не ждала Лафима от горячечного этого поединка. Победить - менее всего стремилась; самого желания драться - не было. Только исподволь треволненья последних дней, гнев на мужа, страх за него переплавились - в некий род боевого безумия. И теперь - помимо осознанья - оно искало разрядки.

   Помнила она только: бешеная скачка, какое-то малозначительное препятствие на пути, сметённое единым духом, словно без усилия. Только догадалась осадить и развернуть кобылицу, прежде чем вломиться прямо в трибуны. И увидела - но поняла не сразу, - что единорог матушки потерянно бредёт следом с пустым седлом. И что сама Бариола - первый меч своего ордена! - с трудом поднимается из пыли.

   А там - с новой оглушительностью грянули фанфары, и герольды наперебой, взахлёб возвестили отовсюду: "Слава, слава, слава победительнице - доблестной даргени Тайлемской!"

***

   - На-поди!..

   Весь в недоумении, Эрихью переводил взгляд: с Лафимы, недвижимо застывшей, почему-то и не думавшей торжествовать - на поверженную матушку; с матушки - на беснующиеся трибуны.

   - Отличный удар, - одобрила Суламифь не совсем уверенно.

   - Нечисто что-то... - По интонации виделось, как Одольдо встревоженно хмурит брови под забралом.

   Чудились в произошедшем некий подвох - и странная нереальность. Чествованье победительницы отдавало чем-то нарочито-лихорадочным. Словно каждый убедить себя тщился: вот, завершился турнир безоговорочным триумфом, ко всеобщему ликованию, и никаких больше гвоздей. А дальше в будущее заглянуть - опасались как-то.

   Или то лишь игра воображения инопланетянки-наблюдательницы, некстати обнаружившей слабое звено в своей "легенде"?

   Простоватый малый, из служителей арены, не сразу изловил единорога матушки. Та кое-как взгромоздилась в седло, потрусила ни шатко ни валко - подальше от сотоварищей. На минуту смолкли герольды, приутихла и публика: те и другие просто малость сорвали горло, усердно славословя...

   И в паузу властно вклинился вызов рога: землянке он напомнил рёв разъярённого мезозойского ящера, да не в Доисторическом парке - в естественной среде. В воротах загарцевал чёрный вихрь: вороной жеребец, латы воронёной стали. Ещё не сканируя, Суламифь знала, кто он.

   Перезрелый щёголь, лет около сорока. Бледное, одутловатое лицо мелкого самодура, отчаянного кутилы и волокиты. Неуместные на таком лице, льдисто-голубые одержимые глаза фанатика. И - щит с оскалом реллема, с краткий красноречивым девизом: "Трепещи, враг!"

   Личность эта - разве что помоложе лет на десяток - фигурировала в стереозаписях, касающихся спецподготовки Суламифи Драгобич.