На государственной службе - [7]

Мысль эта была настолько неожиданной, что Луи даже не знал, как ее воспринять. Очень странная, конечно, мысль, но при этом для всякого здраво рассуждающего человека столь же ясная, как постулат Эвклида.

«Так, стало быть, я счастлив. Многие ли могут сказать то же самое? Впервые в жизни — и именно в Сен-Лоран-де-Марони».

Солнце садилось. Луи наловил себе рыбы на ужин и на завтрак. Он свернул удочку, собрал рыбу и отправился домой. Его дом находился всего в нескольких метрах от моря. Луи быстро развел огонь, и скоро четыре рыбины уже шипели на сковороде. Он всегда жарил на хорошем масле. Самое лучшее оливковое масло было дорогим, но оно того стоило. В тюрьме давали неплохой хлеб, и когда рыба была готова, Луи поджарил два ломтика хлеба на оставшемся масле. Он с удовольствием вдохнул приятный запах. Затем зажег лампу, вымыл зелень, которую принес с огорода, и приготовил себе салат. Он считал, что никто не умеет делать салат лучше него. Луи выпил стаканчик рома и с аппетитом съел свой ужин. Объедки он бросил псам, лежавшим у его ног, вымыл посуду, потому что он был человеком аккуратным и ему не хотелось, вернувшись утром домой, застать беспорядок. После этого Луи выпустил собак в рощу, занес лампу в дом, устроился поудобнее в шезлонге и, покуривая контрабандную голландскую сигару, привезенную из соседней колонии, взялся за одну из французских газет, пришедших с последней почтой. Теперь, когда Луи был сыт и наслаждался отдыхом, он не мог не почувствовать, что жизнь при всех ее недостатках — штука стоящая. Он все еще был под впечатлением странного чувства, внезапно нахлынувшего на него от сознания, что он счастлив. Ведь как подумаешь, что у людей вся жизнь проходит в поисках счастья, то трудно поверить, что Луи уже нашел его. Но факт был налицо. Если человек имеет все, чего он хочет, значит, он счастлив; Луи имеет все, чего хочет, стало быть, он счастлив. Он даже хмыкнул, когда на ум ему пришла еще одна мысль: «И никуда не денешься — всем этим я обязан старушке Адели».

Старушка Адель. Ну и стерва же она была!

Туг Луи решил, что неплохо бы немного вздремнуть. Он поставил будильник на пятнадцать минут двенадцатого, лег — и через несколько минут уже крепко спал. Сны не тревожили его. Когда зазвенел будильник, Луи даже подскочил от неожиданности, но тут же вспомнил, зачем его завел, и, зевнув, лениво вытянулся на кровати.

«Однако пора и подниматься. У всякой работы свои неудобства».

Он выбрался из-под москитной сетки и снова зажег лампу. Ополоснул лицо и руки, чтобы освежиться, выпил стаканчик рома, потому что ночью на улице прохладно. Тут Луи вспомнил о новом помощнике и решил, что неплохо было бы взять немного рому с собой: «Весело будет, если он раскиснет».

Скверно, что их шестеро. Был бы один, тогда не так уж важно, что помощник — новичок, но будет совсем неудобно, если произойдет заминка и остальным пятерым придется ждать. Луи пожал плечами. Ничего не поделаешь: придется им с помощником постараться. Луи прошелся гребнем по взъерошенным волосам и тщательно расчесал красивые усы. Он закурил сигарету, пересек дворик, отворил тяжелую калитку, вышел и запер ее за собой. Луны не было. Он свистнул собакам, но, к его удивлению, они не прибежали. Он свистнул снова. Негодные, наверно, поймали крысу и дерутся из-за нее. Ох, и влетит же им за это. Он им покажет, как не являться на зов хозяина. Луи направился к тюрьме. Под пальмами было темно, и право же, было бы лучше, если б собаки бежали рядом. До открытого места оставалось ярдов пятьдесят. В окнах дома начальника тюрьмы горели огни, и, глядя на них, Луи почувствовал себя увереннее. Он улыбнулся, так как догадывался, почему в окнах, несмотря на поздний час, горел свет: начальнику не спалось — ведь он знал о предстоявшей на рассвете казни. Гнетущее чувство тревоги, овладевавшее и каторжниками и поселенцами накануне казни, испытывал, видимо, и он. Правда, в такие дни всегда можно было ожидать беспорядков, поэтому стражники держали ухо востро и готовы были в случае чего пустить в ход оружие.

Луи свистнул собакам еще раз, но они не появлялись. Это было непонятно, и Луи почувствовал легкое беспокойство. Обычно он ходил не спеша, немного вразвалку, но сейчас ускорил шаг. Он выплюнул сигарету. Ему пришло в голову, что будет разумнее не выдавать своего присутствия. Внезапно он споткнулся обо что-то и замер. Луи был не робкого десятка, и нервы у него были стальные, но тут он похолодел от ужаса. То, обо что он споткнулся, было мягким и большим, и Луи сразу же догадался. На ногах у него были сандалии, и он осторожно потрогал предмет, лежавший перед ним на земле. Да, так оно и есть. Один из его псов. Мертвый. Луи отступил назад и вынул нож. Он знал, что кричать бесполезно. Единственным домом поблизости был дом коменданта тюрьмы, который выходил на открытое пространство. Как раз за кокосовой рощей. Но там его не услышат, а если и услышат, то не пошевельнутся.

В Сен-Лоран-де-Марони люди не выходят из дома поздно ночью на крики о помощи. А если утром одного из бывших заключенных находят мертвым, что ж, потеря невелика.