На фарватерах Севастополя - [85]

Катер стал плавучей мишенью. Звездкин бросился к мотористам, в отсек спустился и генерал Новиков. Он был без гимнастерки, с перевязанной рукой. Генерал спросил у оставшихся в живых мотористов: смогут ли они исправить повреждение?

— На одном моторе сможем идти! — отвечали они. Через несколько минут катер дал ход.

Поднявшись на палубу, Звездкин видел, как среди убитых и раненых появился генерал Новиков. Добравшись до кормовой пушки, он показал здоровой рукой на приближавшийся немецкий катер. Краснофлотец развернул пушку, зарядил и выстрелил. Торпедный катер отвернул. И снова раздался треск. Еще один снаряд разворотил борт катера–охотника, туда хлынула вода. Катер медленно заполнялся водой, но он по–прежнему отстреливался.

— Снарядов! Давайте снарядов! — кричали краснофлотцы.

На мачте развевался военно–морской флаг. Он был пробит пулями и изорван осколками. А катер погружался в море. Палуба почти сравнялась с водой, волны смывали за борт тела убитых и раненых. У кормовой пушки кончились снаряды. Стало тихо. Прекратили огонь и немецкие катера. Один из них стал приближаться к катеру–охотнику. «Значит, плен и позор, — подумал Звездкин. — Нет!» — ответил он сам себе и, собрав гаснувшие силы, пополз к пулемету и выпустил последнюю ленту. Немецкий катер ответил залпом из пушек. Звездкин упал: ему раздробило кисть руки. Он зажал рану и потерял сознание.

Очнулся на корме немецкого торпедного катера. Вражеские матросы, цепляя раненых баграми, вытаскивали их на верхнюю палубу. Рядом со Звездкиным лежало уже несколько человек, среди них и генерал Новиков в белой рубахе с пятнами крови, с перевязанной рукой и в брюках с генеральскими лампасами. Сторожевого катера № 0112 не было уже на поверхности воды: от полученных попаданий он затонул. Два часа длился этот неравный бой. Но и немецким катерам досталось. Звездкин видел, как они буксировали один из своих катеров, сильно поврежденный.

Так погиб катер № 0112, сражаясь один против четырех, затонул, но не сдался, не спустил флаг перед врагом…

На рассвете отходил от 35‑й батареи и катер–охотник № 021. Командир старший лейтенант Степан Гладышев решил побыстрее оторваться от крымских берегов и лег курсом на юг. На катере шли старший инструктор нашего политотдела Степан Аверчук, офицер Леущенко, всего 90 человек.

И все–таки, когда катер был в открытом море, его настигли 18 «юнкерсов». Завязался жестокий бой, катер маневрировал, отстреливался из пушек и пулеметов. 82 бомбы сбросили фашисты; одна из них разорвалась по носу, под днищем катера, и начисто оторвала носовую часть. От сотрясения сдвинулись и заглохли моторы, вышла из строя рация. Но команда работала самоотверженно, срубили мачту и этим подкрепили переборку. Обрубок катера оставался на плаву. Его несло по волне к крымским берегам.

В это время на бреющем полете появился «Фокке — Вульф‑189» и открыл огонь из пушек и пулеметов. Командир Гладышев был убит на мостике, его место занял помощник — лейтенант В. С. Лыскин. А старший политрук С. И. Аверчук организовывал и поддерживал личный состав, говорил, что помощь должна подойти. И действительно, «фокке–вульф» улетел, а на горизонте показались силуэты наших катеров. Их узнали:

— «Полтинники» идут и тральщик! — закричали матросы. «Полтинниками» называли небольшие катера, бортовые номера которых были «52» и «53».

А катер–охотник постепенно заполнялся водой и кренился. Поэтому катера к его борту подойти не смогли, и люди бросались к ним вплавь. И в это время снова налетели два «юнкерса», сбросили бомбы и стали расстреливать из пулеметов плававших в воде. Многие погибли. Катер № 021 затонул, а один из малых катеров был тяжело поврежден.

В этот трагический момент моряков выручил наш самолет «ТБ‑3». Откуда он возвращался, неизвестно. Неуклюжий и большой, он снизился и своим огнем разогнал «юнкерсы».

Труден был дальнейший путь. На одном из катеров кончилось горючее, не было воды, продовольствия. Но действовал закон взаимной выручки: катер–тральщик взял на буксир «полусотку» и привел в Туапсе.

Глава двадцать девятая

На рассвете 2 июля наша подводная лодка «Л-4», на которой мы ушли из Севастополя, подходили к гористым берегам Новороссийска.

Ночь прощания с Севастополем была трудной. Каждому бойцу хотелось еще раз дать очередь из автомата по противнику, бросить гранату под танк, убить еще одного фашиста и только после этого уйти на палубу ожидавшего его корабля. Многие стремились сделать так, как это сумела сделать севастопольская авиация. Все самолеты были подняты в воздух. Захватив последний бомбовый груз, летчики повели самолеты на передний край врага, отбомбились и ушли на кавказские аэродромы.

Контр–адмирал Фадеев приказал перед уходом разрушить наше КП, уничтожить оборудование.

Надо уходить! Мы с Иваном Ивановичем, по старому морскому обычаю, надели чистое белье, как перед решительным боем. Томик «Севастопольских рассказов» Толстого я втиснул в портфель.

В Казачью бухту мы добрались к двум часам ночи. На рейде стояло несколько подводных лодок, в неясном полусвете лунной ночи они в надводном положении были похожи на большие катера. У пристаней и прямо у берега стояли буксиры, катера–охотники и тральщики, те тральщики и катера–охотники, которые день и ночь ходили уничтожать магнитные мины противника, охотились за подводными лодками, дрались с авиацией на подступах к Севастополю.