На двух планетах - [25]

Марсиане на подъемнике доставили из лодки шесты, достаточно длинные для того, чтобы служить мостом над расселиной, а Зальтнер с эскимосами доделали все остальное.

Ла тоже поднялась на глетчер. Она лежала на разостланных шкурах и следила за работой людей. Ла никогда, не поднималась на глетчеры; ей даже не приходилось видеть их вблизи. Благодаря сухости атмосферы, на Марсе таких образований не могло быть. С восхищением смотрела она на пропасти, на хаос ледяных глыб и обломков скал, проступающих зеленоватой тенью над снежной поверхностью, залитой пурпуром солнечных лучей. Ей очень хотелось заглянуть в ледяную бездну, над которой люди теперь возводили мост; но она лишь с трудом могла бы дотащиться туда, и ей было стыдно своей тяжелой неуклюжей походки.

Но вот люди ушли. Они уже не могли видеть, как эта странная фигура медленно поднялась со шкур, надела шаровидный шлем и, опираясь на две палки, пробралась к расселине. Путь был вовсе не так утомителен, как думала Ла. К тому же она до некоторой степени уже приноровилась к земному тяготению. Так дошла она до моста и села на краю пропасти.

Держась за одну из перекладин, она осторожно наклонила голову и заглянула вниз. Из глубины, из темнозеленого сумрака, глухо доносился к ней шум вод, освобожденных таянием снега, Прямо под нею, вдоль расселины, тянулся зубчатый хребет; на нем, задержанный в своем падении, лежал огромный' обломок скалы, образуя там, внизу, нечто вроде площадки. Вблизи сверкали кристаллически ясные ледяные стены недавно образовавшейся трещины. Ла не могла налюбоваться непривычным зрелищем. Головокружение было ей незнакомо: пролетая на межпланетном корабле по пустыне звездного неба, она привыкла смотреть в безконечное мировое пространство.

Но Ла были также незнакомы опасности этой, новой для нее стихии Она, спокойно отдыхая, лежала на ломком краю отвесной стены. Чтобы лучше видеть, Ла придвинулась немного вдоль перекладины и уперлась ногами в ледяной выступ. Но вдруг выступ подломился и рухнул в бездну. Ноги потеряли опору; Ла уцепилась за перекладину и пыталась на руках подтянуться кверху, но уродливый шлем мешал ее движениям и она не могла справиться со своей тяжестью. Она звала на помощь, но ее голос еле слышно звучал из-под шлема. Она сделала еще усилие; ей, наконец, удалось слегка приподняться, но тут перекладина соскользнула вниз, рукам не за что было держаться, — и Ла упала в пропасть.

Крик ужаса замер среди ледяных стен. Но шлем, способствовавший ее падению, теперь послужил к ее спасению. Ла упала на площадку, образованную обломком рухнувшей скалы и эластичный шлем ослабил силу падения. Шлем разлетелся в куски, но Ла была невредима и не потеряла сознания. Она лежала на обломке скалы, крепко вцепившись в него руками. Внизу зияла мрачная глубина, вверху светилась тонкая полоска неба. Ла была не в силах пошевельнуться; она ничего не могла предпринять для своего спасения. Проходила минута за минутой. Когда же, наконец, хватятся ее? Смогут ли ее спасти? Она была совершенно спокойна. Перед ней всплывала картина далекой родины. «Еще бы разок взглянуть на прекрасный Ну…», пронеслось в ее сознании.

Тут послышались крики. На верху показался круглый шлем. Исчезновение Ла было замечено; теперь ее увидели. Ее ободряли, кричали ей, что сейчас доставят сюда подъемник. Ла знала, что избавление придет не скоро, потому что здесь марсиане могли работать лишь очень медленно. Она чувствовала, что ее тело коченеет от холода ущелья.

Но вот крики наверху возобновились, и она услышала быстрые шаги. Кто-то поспешно перепрыгнул через перекладину. Ла знала, кто это. Зальтнер вернулся с обоими эскимосами и, как только узнал о случившемся, обвязался канатом и приказал своим спутникам спустить его в пропасть. Ла видела, как он постепенно приближался, как он одной рукой отталкивался от стены ущелья, — и вот он опустился на обломок, скалы и склонился над Ла. Он ловко освободил ее плечи от разбитого шлема; глухо прогремели осколки, падая в пропасть. Потом Зальтнер встревоженно говорил ей какие-то слова, которые она едва понимала. Теперь только ее охватило головокружение, и она почти лишилась сознания. Но тут Зальтнер крепко обнял ее, и она сразу почувствовала себя в полной безопасности. Глядя на верх, он во весь голос закричал на своем родном языке:

— Второй канат!

Ла улыбнулась, с благодарностью глядя на него, и тихо сказала: Калалеки не понимают.

— Понимают, понимают! — возражал Зальтнер. И, действительно, младший эскимос отвечал по-немецки:

— Не здесь. Подождать. Нумэ придут.

Ла вопрошающе взглянула на Зальтнера, но он ничего не сказал, — он видел, что она замерзает.

— Бросьте сюда одеяло! — крикнул он.

На этот раз его, казалось, не поняли.

— Как будет по-гренландски — одеяло? — спросил он.

— Кепик.

— Кепик! — вскрикнул он.

Сверху бросили шерстяное одеяло. Зальтнер, с размаха, вонзив кирку в стену, сильно оттолкнулся вперед, чтобы подхватить одеяло. Это ему удалось. Он закутал Ла; потом вынул свою фляжку, которую предусмотрительно наполнил коньяком, уцелевшим в дорожных припасах экспедиции. Ла не знала, что, собственно говоря, с этим делать, но Зальтнер влил ей в рот несколько капель огненного напитка, и ей сразу стало легче.