На дорогах Афганистана - [44]

Мы добрались до первой огромной песчаной дюны, преграждающей дорогу. Чтобы обогнуть ее, надо было свернуть в пустыню. Машина, выбрасывая из-под колес тучи черного песка, метр за метром продвигалась вперед и наконец выехала на дорогу. Еще не раз нам приходилось съезжать на песок. «Газик» проваливался по самые оси. Даже незначительное увеличение скорости или непроизвольное торможение приводили к тому, что машина зарывалась в песок и мы кропотливо откапывали ее с огромной затратой сил.

— Раз, два — взяли! Вперед! — кричали мы друг другу.

То и дело надо было давать мотору остыть, вода в радиаторе закипала. Во время одной из таких вынужденных передышек мы наблюдали за проходившим мимо караваном, который сопровождал старый проводник верхом на осле. На указательном пальце вытянутой правой руки старика была подвешена бутылка с водой. Едва не достающие до земли ноги раскачивались в такт мелким шагам осла. Это монотонное движение амортизировало тряску и одновременно подгоняло вислоухого. Следом шли верблюды. Первый был соединен веревкой с войлочным седлом осла, каждый последующий — привязан к хвосту предыдущего. Этот «поезд» насчитывал восемь длинноногих животных. Они двигались медленно, высоко над землей мерно покачивались тюки с хлопком. Между Мазари-Шарифом и Патта-Гиссаром постоянно курсирует несколько тысяч верблюдов. До сих пор еще не изобретено более надежного и дешевого способа перевозок через пустыни.

Вконец измученные возней с машиной в зыбучих вязких песках, мы порой готовы были бросить ее и пересесть на верблюдов.

Около четырех часов на горизонте появилась зелено-коричневая полоса. Вскоре уже можно было различить глиняные домики, а за ними блестящую ленту Амударьи. Мы подъехали к афганскому пограничному посту, где нас приветствовал загоревший до черноты поручик. Железная дисциплина, которую он поддерживал среди подчиненных, серый мундир с выгоревшими малиновыми лацканами, тихое запустение маленького поселения — все это словно сошло со страниц романа Г. Сенкевича «Станицы».

Наши семьи еще не прибыли. Мы попросили соединить нас с Термезом. Пусть жены и дети выезжают немедленно! Всех охватило старательно подавлявшееся до сих пор возбуждение. От встречи нас отделяли теперь всего лишь часы, а может быть, и того меньше.

Комендант отнесся к нам очень внимательно. По всему было видно, что он расценивает происходящее как нечто необычное, как небывалое событие в истории своей пограничной службы. Подробно спрашивал, сколько детей, сколько женщин. Удивленно покачивал головой и наконец сказал:

— Прошу вас, располагайтесь, а я распоряжусь, чтобы подняли байрак.

— Как это — подняли байрак? — взволновался Конрад. — Зачем нам какой-то байрак? Достаточно позвонить.

Байраком оказалась выкрашенная в черные, зеленые и красные полосы балка. Поднятием ее вызывали советского коменданта пограничного поста.

— Телефона на границе нет. Это было бы нарушением правил. Разве у вас на границах существует телефонная связь между государственными постами? — опросил удивленный нашей реакцией комендант.

Мы замолкли — никто из нас ничего об этом не знал.

— Ну, хорошо, а сколько времени понадобится после поднятия байрака, чтобы кто-либо явился с той стороны?

— Дня через два-три, но бывает, что и на следующий день приезжают.

— Что? Два-три дня? Вы шутите!

Комендант поста недоумевал. Отчего это инженеры так нервничают и удивляются самым обычным вещам? Он терпеливо объяснял нам, что вовсе не шутит. Отчаявшись, мы направились к протекающей в нескольких десятках шагов реке.

У Термеза Амударья почти в километр шириной, воды ее текут неторопливо, покатые берега поросли зеленой травой. Насколько хватает глаз — никаких деревьев, о лесах и говорить не приходится. Огромная прямая, безлюдная водная артерия. Ни вниз, ни вверх по реке взор не встречает никаких препятствий до самых линий соприкосновения коричневой воды с краснотой запада или мглистыми сумерками востока. В нескольких километрах на восток — Термез, а там — наши надежды.

— Как будто что-то плывет сюда, — вдруг забеспокоился Бронек.

Почти одновременно с первыми звуками мотора раздался сзади хрипловатый голос коменданта:

— Сегодня они быстро.

Из подошедшей моторки на берег вышли два советских офицера. Светлый блондин был комендантом пограничного поста; смуглый брюнет, с ярко выраженными восточными чертами лица, выполнял функции переводчика. В превосходно пригнанных мундирах, свежевыбритые, стройные, оба они выглядели рядом с нашим пропыленным достопочтенным комендантом как прибывшие из столицы штабные офицеры.

После того как коменданты обменялись несколькими фразами, симпатичный блондин обратился непосредственно к нам. Коротко, но весьма приветливо он уведомил нас, что наши жены и дети уже в Термезе. Так они совсем близко! Через час, может, через два, Как сильно сжимается сердце!..

— Сколько жен? Сколько ребенков? — волнуясь, спросил Бронек на ломаном русском языке.

— Трое женщин, трое детей. Одна девочка и два мальчика.

Я обхватил Бронека за шею:

— Ну что, простофиля! Хорош бы ты был, если б не поехал!

Бронек не ответил ни слова. Он освободился из моих объятий и медленно отошел в сторону.