На дорогах Афганистана - [38]

Достигнув наивысшей точки, дорога резко спускалась вниз, проходя по глинистой почве. На изломе горы — крутой поворот, ширина проезжей части едва превосходит ширину кузова. Медленно, на первой скорости, тормозя только мотором, мы спускались вниз. Это было самое опасное место трассы. На разъездах Рамазан бежал сзади с деревянным клином. Порой мне приходилось поджидать его. Странное удовольствие доставляли мне его выкрики «Бурубахайр!», свидетельствовавшие о том, что он уже в машине.

Около четырех, после длительного, разнообразного по впечатлениям спуска, я остановился перед чайханой Гуляма. Пассажиры вышли для вечернего омовения, после которого полагалась чашка чая. Я ждал в кабине.

Дверца неожиданно отворилась, и в кабину просунулась большая рука. Меня обнаружили. Отказаться от плова и чая было невозможно. Ужинали мы на нарах, в тени большого абрикосового дерева. Гулям не взял денег. Он принимал нас как своих личных гостей. С чмоканьем, сложив руки на груди, еще раз благодарил меня за речь, произнесенную на празднике. Однако Конрад непременно хотел уплатить Гуляму. Европейское достоинство не позволяло ему бесплатно обедать в чайхане. С трудом нам удалось объяснить ему, что отказаться от угощения значило бы причинить хозяину несравненно больший моральный ущерб, нежели тот, который составит стоимость обеда.

Удалившись на несколько километров от чайханы, мы выехали на степную дорогу. Опаленная солнцем глина превратилась за время летней засухи в твердую, идеально ровную поверхность. Надо было лишь объезжать трещины, нагромождения камней, топкие места. По обе стороны шоссе, как правило, проложено уже несколько готовых дорог. И ни один шофер не поедет по асфальтированной, уже сильно выбитой трассе, когда в его распоряжении всегда есть гладкие степные, расходящиеся в самых разнообразных направлениях. Если встречается существенная преграда — овраг или глубокая трещина, — они поворачивают к шоссе, а миновав трудный участок, опять убегают в степь.

Так мы ехали на юго-восток, до того места, где дорога сужается, проходя между глинистыми откосами нагорьев. Низкий, но достаточно отвесный перевал переходит в большую излучину, идущую среди полей и пастбищ большого селения. Отсюда уже было недалеко до Пули-Хумри.

Мы задержались на стоянке, автобусов. Пассажиры высадились буквально за одну минуту, но взимание платы за проезд заняло минут пятнадцать.

— Все готово, едем! Бурубахайр! — возвестил наконец красный, вспотевший Рамазан.

Через сорок минут Гумели заключили нас в свои объятия. В течение последующих двадцати Конрад уже рассекал водную гладь бассейна спокойным, ритмичным кролем, а я плыл следом дерзновенным брассом.

— Сташек, Сташек, здравствуй! — послышался вдруг знакомый голос.

Володя в белой шелковой рубашке махал нам с берега.

— Привет, Володя! А где же…

Я не успел закончить фразу — в воздухе мелькнули синие плавки, и гибкое тело Саши на мгновение ушло под воду.

Бодрые, освеженные, вышли мы на берег. Сколько интересного предстояло рассказать друг другу! Володя и Саша, как выяснилось, заменили нас не только на каттатанских дорогах, но и в домике супругов Гумелей. Я очень обрадовался этому обстоятельству. Вечером вместе с хозяевами мы отправились на Сашином «газике» в Новый Баглан.

Площадь и парк за резиденцией губернатора щедро иллюминированы. Некоторые предприятия — сахарный завод, прядильная фабрика в Кундузе, электростанция и текстильное предприятие Пули-Хумри — выстроили временные цирковые павильоны, весьма любопытные по форме и затейливо освещенные.

Чтобы пробраться к ним, надо было пройти через кордон полиции, которая определяла на глаз, кто достоин этого, а кто нет. Не удостоенные доверия были вынуждены довольствоваться пребыванием на площади рядом с цирком. Рестораторы установили здесь кухни-времянки. На маленьких переносных колосниковых решетках запекался кебаб; местные острословы веселили публику.

В цирке представление шло не прекращаясь. Странствующий укротитель змей хвастался доверием к нему черных кобр, демонстрируя при случае и других змей, меньших по размеру, но, по-видимому, еще более ядовитых. Зрителями здесь были только мужчины.

Вернемся, однако, за кордон, на доступную нам территорию для избранных.

Объявленное официальное выступление жен и дочерей ответственных должностных лиц перенесено на более позднее время. И это вполне разумно. Ведь на праздник в город стекается множество людей из самых. отдаленных мест, зачем же искушать судьбу? Представление можно устроить и позже.

Украшением вечера были немногочисленные европейские дамы. Они уже примелькались здесь и не представляли, видимо, непосредственной опасности для нравственных устоев мусульманской семьи.

Праздник отмечали группами, в различных павильонах и палатках. Чай, плов и жаркое подавали бесплатно. В больших корзинах стояли фрукты. Друзья протягивали нам руки. Приветствиям не было конца. Больше всего я обрадовался Абдул-хану. Он присоединился к нам. Хвалил Володю и Сашу. Мы выпили десятки чашек чая, везде приходилось есть, и я уже начал опасаться за свой желудок.

Около девяти появился губернатор в окружении нескольких приближенных. Хлопком в ладоши он подал знак к началу состязания борцов.